«Основы Христианской Культуры»
брошюра "Основы христианской культуры" впервые была издана в Женеве в 1937 году
О ПРИЯТИИ МИРА
Тот, кто хочет творить христианскую
культуру, должен принять христианство, ввести его дыхание в самую глубину своей
души и обратиться к миру из этой новой цельности и свободы. Выражаясь
философским языком, можно сказать, что он призван осуществить в самом себе - религиозный
"акт" христианства и из него начать творческую работу над
преображением мира в новом духе. Естественно, что он должен принять для
этого и самый мир, созданный Богом и дарованный Им.
Мы знаем, что в истории христианской церкви
имеется древняя "мироотречная" традиция [9]; и тот, кто следует этой традиции, имеет,
по-видимому, основание не вмешиваться в судьбы земли и земного человечества. Он
как будто имеет основание предоставить космическому и историческому процессу
идти своим ходом и влечь людей туда, куда они влекутся, - хотя бы к погибели; к
разрушению и растлению, во власть "змия", "обольщающего
народы" (Апок. 20,3,7); но это основание он имеет только тогда, если он
принимает и "обязанности", вытекающие из мироотречения, т.е. если он
действительно угашает в себе самом земной человеческий состав и доживет
свой удел, как бы не присутствуя на земле, томясь о скорой смерти, в
виде почти бестелесного духа...
Действительно, в христианстве имелась эта
древняя традиция, отвергающая мир. Эта традиция была порождена
эсхатологическими местами Нового Завета, особенно Евангелия и Апокалипсиса (не
указывающими, впрочем, никаких определенных сроков грядущего конца); она
окрепла затем под влиянием греческой философии (стоиков и неоплатоников); и
затем дошла до крайних выводов (вроде самооскопления Оригена) под влиянием
формального, внешнего законничества. присущего иудаизму. Однако, эта традиция никогда
не выражала последнего и глубочайшего отношения христианства к Божьему, именно
- к Божьему миру. Было бы чрезвычайно поучительно проследить через всю
литературу христианской аскетики, как платоническое и стоическое (и чуть ли не
буддийское) отвращение от мира и осуждение его - уживается в ней (не
примиряясь!) с христианским учением о благодатной устроенности мира, и его
божественной ведомости (Провидение) и о вездеприсутствии Божием (приближение к
пантеизму!). Здесь перед нами два различных иногда кажется даже противоположных
миросозерцания: они как бы стоят рядом, не вытесняя друг друга, а подсказывая
человеку два различные жизненные пути: мироотвержение и мироприятие.
Первый путь был последовательно продуман и
прочувствован до конца в первые же века. Согласно этому воззрению, Царствие
Божие не только не от мира сего, но и не для мира сего. Мир внешний и
вещественный есть лишь временный и томительный плен для христианской души; ей нечего
делать с этим миром, в котором она не имеет ни призвания, ни творческих задач.
Мир и Бог противоположны. Законы мира и законы духа непримиримы. Двум господам
служить нельзя, а господин мира есть диавол. "Этот" век и
"грядущий" век - два врага. И смысл христианства состоит в бегстве от
мира и из мира, т.е. в неуклонном угашении своего земного человеческого
естества. Надо возненавидеть все мирское и отдалить его от себя, иначе оно само
отдалит нас от Бога. Все мирские блага, "все сотворенное" надо почитать
чужим и не желать этих вещей. Христианин не должен вступать в брак, не смеет
приобретать собственность, не должен служить государству. Мало того: ему
подобает молиться - "да прейдет мир сей" и да сократятся его дни. Сам
же он должен обречь свою плоть увяданию или медленному "умерщвлению"
под страхом "лишиться последнего благословения". Ему подобает
стыдиться того, что у него есть тело и телесные потребности. Он должен
приучиться видеть врага в своей плоти и гнушаться ею: здоровое тело должно быть
ему нежелательно: оно должно стать на земле, как изваяние или
"истукан", и сам он должен жить так, как если бы его совсем "не
было в мире сем" [10].
Таковы последовательные выводы из
мироотречности.
Что остается делать в мире такому христианину?
Какую он может творить культуру? За что ему бороться "в этом мире",
что отстаивать? Если Христос пришел в мир, учил и страдал для того, чтобы увести
своих учеников из мира и научить их отвращению ко всякому мирскому
естеству, то самая идея "христианской культуры" на земле есть
идея ложная и несостоятельная. У такого христианина нет родины на земле, ибо
она у него в небесах. Какая может быть у такого отшельника забота о
правосознании, о правопорядке, о суде и справедливости? Какая печаль столпнику
от того, что гибнет хозяйство, что извращается наука, что горят музеи? Он
призван вместе с Афинагором и Тертуллиапом "презирать мир и помышлять о
смерти"... И если христианство отвергает "мир", материю,
природу, тело, хозяйство, собственность, государство, науку, искусство и с ними
все земные дела, - то оно не может ни вести человека в этом мире, ни
учить и вдохновлять человека в этом мире: оно может только уводить его из
этого мира. Благословить его на земную жизнь и вдохновить его к этой жизни оно
не в состоянии. Тогда оказывается, что земная жизнь дана человеку не для того,
чтобы он в ней жил и творил, славя Бога своею жизнью и своим творчеством
(идея христианской культуры!), а для того, чтобы он не принимал ее и учился
медленному самоумерщвлению: истинный христианин не имеет на земле
творческого призвания и творческой цели.
И когда окидываешь взором историю культурного
человечества за последние века и видишь этот процесс отхода масс от церкви и
христианства, то иногда невольно спрашиваешь себя, не объясняется ли этот
процесс, помимо массового духовного кризиса, еще и тем, что христианство доселе
не побороло в себе этого мироотречнаго уклона, который учит покаянно
уходить от мира и из мира, но не учит ответственно входить в мир и радостно
творить в нем во славу Божию?
Если же обратиться к Первоисточникам Нового
Завета и внимательно исследовать их, то придется прийти к выводу, что понятие
"мира" употребляется ими в нескольких различных значениях и что самая
проблема "отвержения" и "приятия" "мира" должна
разрешаться в связи с этим различно. Так иногда под "миром" разумеется
все мироздание в целом, как оно сотворено самим Богом [11]; иногда же "миром" именуется вся
совокупность народов, которым должно быть проповедано Евангелие [12]. Вряд ли можно допустить, чтобы Христос учил
нас отвергать творение Божие или же всю совокупность народов, чающих
благовестие и имеющих получить его... Одно это сопоставление различных мест
Писания должно научить нас чрезвычайной осторожности в разрешении этой
проблемы. Какой же мир и в каком смысле "отвергается" или
"принимается" Новым Заветом?
В Евангелии и в Посланиях "мир"
отвергается лишь постольку, поскольку он сам отпал от Бога, и вот, -
противостоит Ему, как самостоятельный, чуждый Ему и далекий; это есть мир,
утверждающий себя "без" Бога и "против" Бога, в качестве
самостоятельной ценности и реальности; - мир, искушающий и прельщающий
человека, пробуждающий "своими сквернами" его похоть (ср. Мк. 4, 9.;
2 Петра 2,20.; Тим. 4,10 и др.) и ведущий его к диаволу. Именно поэтому и
постольку "мир" "лежит во зле" (3 Иоан, 5,19.) и подчинен
"князю мира сего" (Иоан. 12,31; 14,30; 16,11); именно постольку
"дружба с миром есть вражда против Бога" и "кто хочет быть
другом миру, тот становится врагом Богу" (Иак. 4,4). Христианин не может и
не должен любить такой мир: "Не любите мира, ни того, что в мире: кто
любит мир, в том нет любви Отчей. Ибо все, что в мире: похоть плоти, похоть
очей и гордость житейская, не есть от Отца, но от мира сего. И мир проходит, и
похоть его, а исполняющий волю Божию пребывает во век" (3 Иоан. 2. 15,17).
Такой "мир" не может познать Бога (Иоан. 1,10; 17,25); он ненавидит
Христа и его учеников (Иоан. 7,7; 8,23; 15,18; 17,14); он приемлет и признает
"своих" (Иоан. 15,19). Но Христос "победил" этот мир (Иоан.
16,33); "и всякий, рожденный от Бога, побеждает мир, и сия есть победа,
победившая мир, вера наша" (3 Иоан. 5,4). То, что в "этом мире" считается
"немудрым, немощным, "незнатным", "уничиженным" -
может оказаться пред лицом Божиим достойным и "избранным" (3 Кор. 1,
27,29). В "этом мире" - свои, дурные радости и своя, неспасительная
печаль (2 Кор. 7,10). "Образ" его преходящ (1 Кор. 7,31); и
"сообразоваться с ним" верующие не должны (Римл. 12,2), ибо в нем
живут "соблазны" (Мф. 18,7), которым и предаются "люди мира
сего" (Лк. 12,30): они и будут судимы и осуждены вместе с ним (1 Кор.
11,32).
Но напрасно было бы толковать это мироотвержение
как хулу на созданную Богом вселенную или как коренное опорочение человеческого
естества и его грядущей судьбы.
Вселенная создана Богом - и небо, и земля, и
море и "все, что в них"; и Бог есть "Господь неба и земли"
(Мф. 11,25; Лк. 10,21). "Им создано все, что на небесах, и что на земле,
видимое и невидимое. И Он есть прежде всего, и все Им стоит" (Кол. 1,
16-17; срв. Еф. 3,15; срв. Деян. 4,24; 14,15; 17,24). Так, что "сила Его и
Божество" "от создания мира" "видимы""через
рассматривание творений" (Римл. 1, 20). Поэтому объективный состав
Бого-созданного мира отнюдь не подлежит хуле и отвержению.
Но это относится и к человеку. Человечество не
отвергнуто Богом, а потому не может отвергаться и нами. Напротив, Бог спасает и
просвещает человека. "Так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего
единородного, дабы всякий верующий в Него не погиб, но имел жизнь вечную"
(Иоан. 3,16), "чтобы мир спасен был чрез Него" (Иоан. 3,17). Христос
есть "Агнец Божий, Который берет на Себя грех мира" (Иоан. 1,29);
"Он есть умилостивление за грехи"... "всего мира (1 Иоан. 2,2) и
в Нем Бог "примирил с Собою мир" (2 Кор. 5,19. Кол. 1,20). Именно
поэтому Христос говорит о Себе: "Я свет миру" (Иоан. 8,12; ср. Иоан.
3,19 и сл.); а об Апостолах: "Вы свет мира" (Мф. 5,14); и указует,
что Евангелие "должно быть проповедано" "во всех народах"
(Мк. 13,10), и "по всей вселенной" (Мф. 24, 14)...
Все это означает, что "мир" отвергается,
поскольку он не в Боге или против Бога, не во Христе, или против
Христа; поскольку он есть источник или орудие безбожной похоти; и что
мир приемлется, как созданный Богом и получивший от Бога свой смысл и свое
предназначение. Смысл же этот выражается словами: "Я победил мир"
(Иоан. 16,33); и потому: "дана Мне всякая власть на небе и на земле"
(Мф. 28,18); и еще: "все предано Мне Отцом Моим" (Мф. 11,27). А
предназначение мира таково, чтобы состоялось "устроение полноты
времен" и чтобы "все небесное и земное соединить под главою
Христом" (Еф. 1,10). В этом и выражается идея и задание христианской
культуры.
Вот почему вся живая и глубокая традиция
христианства не остановилась на отвержении богосотворенного мира и истолковала
учение Христа в ином смысле. Она отвела аскезе значение драгоценного средства,
очищающего душу и освобождающего ее; она выработала целую систему душевного очищения
(монашество). Согласно этому, аскеза есть путь, ведущий к постижению Бога
"в небе" и "на земле", "мироотвержение" же не
является основною и последнею задачей христианина. Напротив, христианство
приняло мир, благословило человека в мире и стало учить его не только
христианскому умиранию, но и христианской жизни, и творческому труду.
Как же не принять мир, когда он создан
Богом, "возлюблен" Им, спасен, просвещен, искуплен и отдан во власть
Христу, Сыну Божию? Когда "не нуждающийся ни в каких благах Бог для
человека устроил небо, землю и стихии, доставляя ему через них всякое
наслаждение благами" (Антоний Великий); когда в мире "нет ни одного
места, которого не касалось бы Промышление" Божие, "где бы не было
Бога", так, что желающий "зреть Его" должен только смотреть
"на благоустройство всего и Промышление о всем" (Антоний Великий)? И
вся "эта сотворенная природа" есть не что иное, как великая
"книга", в которой человек, "когда хочет", может читать
"словеса Божии" (Евагрий Монах)? И когда христианину дано великое
задание не только проповедать Христа во всей вселенной, но и внести Дух Его во
все "земное"?
По истине Христос принял мир и воплотился не для
того, чтобы научить нас отвергать мир, понося и презирая создание Божие; но для
того, чтобы дать нам возможность и указать нам путь верного, христианского
мироприятия; чтобы научить нас верно принимать и творчески нести бремя
вещественности (плоти) [13] и бремя человечески-душевного разъединения
(индивидуальности); чтобы научить нас жить на земле в лучах Царствия Божия.
Мы не выше Христа, а Христос принял земную жизнь и вернул ее в благодатном
сиянии. И тот, кто принимает мир, тот включает в свой жизненный путь творческое
делание в этом мире. т.е. совершенствование в духе - и себя самого,
и ближних, и вещей; а в этом и состоит по существу христианская культура.
Человеку "от природы", следовательно
от Бога, дан некий способ земного бытия: трехмерная живая телесность; душа с ее
разнообразными функциями и силами, индивидуальная форма жизни и инстинкта; сила
любви и размножения; голод и болезни, сопричисленность к вещам и животным на
положении их разумного и благого господина; раздельность и множественность
людей; необходимость творческого труда и хозяйственного предвидения; климат,
раса, язык и т.д. Из этого, данного нам способа земной жизни вытекает множество
неизбежных для нас жизненных положений, заданий и обязанностей, которые мы и должны
принять, осветить и освятить лучом Христианского Откровения, и изжить
практически, в трудах, опасностях и страданиях, приближаясь к Божественному и
одолевая противобожественное. Своим воплощением Христос не отверг этот способ
бытия, а принял его и победил его. И нам надлежит идти Его путем и
творить Его дело, как волю Отца, - но не "по ветхой букве" (Римл.
7,6), а "от сердца" (Римл. 6,17), и "не под законом" (Римл.
6,15), а в свободе и "в обновлении духа" (Римл. 7,6).
Это значит, что нам надлежит приять - и полевые
лилии, и птиц небесных, и пастушество, и плотничество, и осла; и золото с
ладаном и смирною; и хлеб, и рыбу, и вино, и радость брака; и подать, церковную
и государственную; и власть Пилата, данную ему свыше; и вервие для торгующих в
храме; и трепет вещего и грозного слова; и пение ангельское, несущее смертным
весть о Боге. Нам надлежит принять все это, как дар и как задание; как
христианское средство, ведущее к христианской цели; как жизненное творчество,
имеющее создать христианскую культуру. И принять все это мы должны "как
свободные, не как употребляющие свободу для прикрытия зла, но как рабы Божий (1
Петра 2,16).
В первые века нередко думали, что надо принять
Христа и отвергнуть мир. "Цивилизованное" человечество наших дней
- принимает мир и отвергает Христа. А в средние века Запад выдвинул еще
иной соблазн: сохранить имя Христа и приспособить искаженный иудаизмом дух Его
учения к лукаво-изворотливому и властолюбивому приятию не преображаемого мира.
Верный же исход в том, чтобы приять мир
вследствие приятия Христа и на этом построить христианскую культуру...;
чтобы, исходя из духа Христова - благословить, осмыслить и творчески
преобразить мир; не осудить его внешнеестественный строй и закон, и не обессилить
его душевную мощь, но одолеть все это, преобразить и прекрасно оформить
любовию, волею и мыслью, трудом, творчеством и вдохновением.
Это и есть идея православного христианства.
Основное искание Православия в этой сфере -
освятить каждый миг земного труда и страдания: от крещения и молитвы роженице
до отходной молитвы, отпевания и сорокоуста; и в молитве перед началом учения;
и в призыве: "даждь, дождь земле алчущей, Спасе!"; и в освящении
пшеницы, вина и елея; и особенно во всех таинствах; и в чине священного
коронования, и в присяге государю; и в чине освящения знамен, благословения
воинских оружий или судна ратного "на супротивные" отпускаемого...
Православие было искони мироприемлюще: и в отшельнике, примиряющем князей, и в
епископе, наставляющем или укоряющем своего государя; и в хозяйствующем
монастыре; и в монастырском осадном сидении; и в православных Патриархах, и в
православных старцах, и в исповедничестве православного духовенства, ныне
замучиваемого в России от коммунистов; и в этой дивной молитве сеятеля:
"Боже! устрой и умножь, и возрасти на долю всякого человека, трудящегося и
гладного, мимоидущего и посягающего"...; и в нашем искусстве - от
Дионисия до Нестерова, от сладкогласия киевских распевов до "Жизни за Царя
Глинки", от древнего малого храма в крепости Иван-Город до Храма Христа
Спасителя в Москве. И когда митрополит Филарет вступает в поэтическую переписку
с Пушкиным; и когда поколение за поколением читало на старейшем русском
Университете в Москве как призыв и обетование: "Свет Христов просвещает
всех" ; и когда православный старец посылает своего послушника Борисова на
Новую Землю писать "чудеса природы Божией" и его светские полярные
ландшафты потрясают сердца европейцев своею значительностью и величием; и когда
мы отдаем себе отчет в том, что дали русскому просвещению и русской
интеллигенции Троицкая Лавра и Оптина Пустынь, - то православное мироприятие
предстает перед нами во всей своей верности и глубине.
Русское Православие не мыслит мира
внехристианским или "светским". Напротив, - христианское просвещение
и просветление мира является его прямым заданием. Ему "есть дело до всего,
чем живут или не живут люди на земле" и притом потому, что оно имеет в
этом мире великую и священную миссию.
Царство Христово "не от мира
сего" (Иоан. 18,36), но о нем возвещено миру и человечеству; и поэтому его
идея высказана для мира сего, как призвание и обетование. Неверно
думать, что Царство Божие подобно земным царствам. Также неверно думать, будто
оно существует для мира сего. Но "мир сей" существует, как
величайшее поле (ср. Мф. 13,38) для посева и возрастания Царства Божия.
Евангельское благовестие состоит не в том, что земля и небо противоположны и
несоединимы, ибо земля обречена греху и люди суть дети греха; но в том, что небо
уже сошло на землю в лице Богочеловека, что "приблизилось Царство
Небесное" (Мф. 4,17. ср. Мф. 12,28. Мк. 1,15; Лк. 4,43; 10,9; 10,11;11,20;
21,31 и др.), что возможность и реальность негреховного мироприятия и
миропреображения даны и удостоверены. Евангелие несет миру не проклятие, а обетование;
а человеку - не умирание, а спасение и радость. Оно учит не бегству из
мира, а христианизации его. Поэтому христианское мироотвержение - есть
или условно временная, душеочистительная установка монаха, "отвергающего",
чтобы "приобрести вновь", закрывающего глаза, чтобы прозреть, ищущего
уединения и сосредоточения, для того, чтобы по новому воспринять Бога, человека
и мир; тогда христианин "отвергает" не Божий мир, как объективный
предмет, а свои страсти и страстные содержания своего опыта, и,
очистившись и прозрев, убеждается, что "нет ничего в себе самом
нечистого", ибо "только почитающему что-либо нечистым, тому
нечисто" (Римл. 14,14-20)... Или же мироотвержение есть слепота,
помрачение духа, посягание на хулу и тяга к ереси; это есть путь от духовного
скопчества к телесному.
И вот - наука, искусство, государство и
хозяйство суть как бы те духовные руки, которыми человечество берет мир. И
задача христианства не в том, чтобы изуверски отсечь эти руки, а в том, чтобы
пронизать их труд изнутри живым духом, воспринятым от Христа. Христианство
имеет в мире свое великое волевое задание, которого многие не постигают.
Это задание может быть обозначено, как создание христианской культуры.
Ныне же, когда вредоносное
явление безбожной науки, когда страшная сила религиозно-бессмысленного
государства, когда внутренняя обреченность безыдейного хозяйствования, когда
растлевающая пошлость бездуховного искусства - наполняют Божью землю
расплясавшимися харями, христиане не могут ни отвернуться от этого зрелища,
провозглашая "нейтралитет, ни укрыться за словесное
"мироотвержение" и "непротивление". Напротив, они должны
найти в себе веру и волю для искреннего творческого христианского
мироприятия и для борьбы за свое поле и за свой посев. Тогда начнется
исцеление.
9.При этом я имею в виду не
великую очистительную традицию монашества, о назначении которого я выскажусь
ниже, а буддийскую струю, отвергающую не только грешность личной души и ее
жизненных содержаний, но и самый предмет, именуемый миром, и доживает свой
удел, как бы не присутствуя на земле, томясь о скорой смерти, в виде почти
бестелесного духа...
10. Эти идеи, изложенные здесь в
выражениях первоисточников, мы находим в древних памятниках христианской
литературы: "Дидохэ", Второе послание Климента к Коринфянам,
"Пастырь Ерма", а также у Монтанистов, у Татиана, Оригена и других.
Отголоски этого отвержения мира и тела мы находим и позднее в III-IV веках,
напр., у Антония Великого (ср., напр., Добротолюбие том III. стр.
43,80,83,109,119); см. там же у Аввы Исайи (стр. 427). Ср. у проф. И.В. Попова
"Конспект лекций по Патрологии".
11. Напр., Римл. 120; Ефес. 1.4;
Евр. 4.3; Евр. 9.26; 1 Петра 1.20 и др.
12. Напр., Мтф. 26. 13., срв. 24
14: Мрк. 14. 9., срв. 13. 10; особ Мрк. 16. 15: "идите по всему миру и
проповедуйте Евангелие всей твари".
13. По выражению Апостола Павла:
"вещественных начал мира". Гал 4.
в начало статьи