ЛАД_О СОВЕТСКОМ СОЦИАЛИЗМЕ

КАК ДЕЛАЮТ КРИЗИСЫ

"Никто, однако, не мог понять причин кризиса. Одни утверждали, что виной всему речи президента страны, его атаки на крупных капиталистов. Другие считали, что мировой капитал был истощён непрерывными войнами, землетрясениями и пожарами. Третьи жаловались на недостаток средств у правительства. Неоднократно среди общего шума раздавался трезвый голос какого-нибудь радикала, заявлявшего, что падение курса вызывалось преднамеренно, но подобное мнение казалось до того нелепым, что его встречали насмешками, или вовсе не обращали на него внимания...

- Вы заметили, что последний крупный кризис начался при крайней нехватке денег, какой уж много лет не видели на Уолл-стрите. Теперь представьте себе, что эти господа сосредоточили большие финансовые средства и договорились между собой изъять их из оборота в условленное время. Представьте себе, что их собственные банки и банки, директора которых подкуплены ими, и страховые общества, которыми они заправляют, сделают то же самое! Можете себе вообразить, как все бросятся добывать деньги, искать займы. И при такой нервозной обстановке, при почти полном отсутствии кредита. Причём это вспыхивает в массовом масштабе, - разве не ясно, к чему это может привести?"

- Э. Синклер "ДЕЛЬЦЫ".

Монополисты финансового мира должны были первыми обратить внимание на стихийные денежные и хозяйственные кризисы. Они, несомненно, стали изучать их с большим интересом, как изучают учёные природные явления. Но, разумеется, они изучали их не ради простого любопытства. Ведь всякое почти знание можно утилизировать. А в области экономической – и подавно. Нельзя ли извлечь для себя какую-то выгоду из таких кризисов? Или – в идеале – научиться управлять ими? Подобно тому, как люди научились, изучив силы природы, использовать их в своих интересах. Если можно вызвать искусственно некоторые природные явления, то почему нельзя устраивать кризисы в хозяйственной жизни?

Поскольку крупные банки от кризисов не страдают и даже имеют возможность благодаря им скупить по дешёвке разорившиеся предприятия, поставить под свой контроль ослабленные кризисом, а также вытрясти в свою пользу карманы всех потенциально независимых накопителей (об этом писал ещё Ленин в своей известной работе об империализме), то можно представить себе, какую ценность представляло для монополистов банковского дела умение организовывать такие кризисы в отдельной стране или даже во всемирном масштабе. Умение определять их характер, контролировать ход и продолжительность.

Чтобы получить представление о механике искусственного кризиса в самом простейшем виде, надо, прежде всего, обратить внимание на то обстоятельство, что крупные банки связаны финансовыми операциями преимущественно со своими собственными крупными промышленными объединениями, а множество мелких "независимых" банков имеет дело с ещё большим множеством "независимых" предприятий и, кроме того, с массами самых разнородных вкладчиков.

Такое размежевание сфер обслуживания не случайно. Оно получается потому, что крупные банки, имеющие большие и надёжные доходы от оборота их капиталов через вассальные объединения промышленных предприятий, не желая ни рисковать своими капиталами, ни стимулировать чужие предприятия, ни гарантировать населению сохранность его вкладов, ПОНИЖАЮТ ДЛЯ ЧУЖАКОВ ПРОЦЕНТ ЗА ПРИНИМАЕМЫЕ ОТ НИХ ВКЛАДЫ И ПОВЫШАЮТ ПРОЦЕНТ ЗА ПРЕДОСТАВЛЯЕМЫЕ КРЕДИТЫ И ЗАЙМЫ, ТЕМ САМЫМ ДЕЛАЯ ПОСЛЕДНИЕ ПРАКТИЧЕСКИ НЕДОСТУПНЫМИ ДЛЯ НИХ, А ВКЛАДЫ НЕ СТОЛЬ ВЫГОДНЫМИ. Мелкие же банки, не располагающие собственными значительными средствами, вынуждены привлекать к себе деньги вкладчиков повышением процента за их вклады, а получателей кредита привлекать, наоборот, удешевлением кредита.

В результате мелкие банки имеют возможность резко увеличить объём своего оборота, благодаря чему только и возможно для них получение прибыли. Но этот эффект достигается лишь за счёт увеличения степени риска. Ибо диспропорция между находящимися в обороте деньгами и наличными средствами в банке, предназначенными для возвращения вкладов в случае их востребования, естественно, увеличивается.

Однако при нормальном ходе дел такое востребование не превышает возможностей банка. Который в случае крайней нужды может обратиться за кредитом к более солидному банку и, как правило, такой кредит получает. Правда, получает на условиях менее благоприятных, чем те, на которых он сам даёт кредиты. Но главное тут – пережить трудный момент. При дальнейшем нормальном ходе дел взятые в кредит деньги возвращаются, после чего можно опять наращивать доходы.

Но крупные банки могут давать свои деньги мелким банкам не только в виде кредитов. Они могут помещать их в виде вкладов по требованию, используя своих гласных и негласных агентов. А для чего?

Помещая таким образом свои деньги в мелкие банки, крупные банки ничем не рискуют, но, вместе с тем, получают за них хорошие проценты. А поскольку финансовая погода создаётся самим крупным банковским капиталом, то, зная заранее о готовящейся финансовой буре, крупный банк может либо первым изъять свои деньги из мелкого банка, либо, наоборот, укрепить его своим кредитом настолько, что никакие неприятности грозить ему не будут. Вместе с тем – и это самое главное, - помещённые в мелких банках солидные вклады господствующего капитала представляют собою подложенные в их основания ФИНАНСОВЫЕ МИНЫ, которые могут быть взорваны в любое время по желанию их хозяев.

Взорвать эти банки (все или часть, или любой из них) можно потому, что их вкладчики боятся больше всего на свете потерять свои деньги и, следовательно, готовы по первому же тревожному сигналу ринуться с перекошенными от страха лицами в "свой" банк выручать свои деньги. Стоит только пустить слух о шатком положении какого-либо банка с указанием, что сведения идут из самых авторитетных кругов (а таковыми как раз и являются владельцы крупных банков), и, кроме того, подкрепить этот слух действительными изъятиями вкладов из этого банка солидными вкладчиками, как этот слух распространится среди всех вкладчиков со скоростью лесного пожара. После чего "свободной прессе" останется лишь подтвердить и тревогу вкладчиков этого банка, и начавшееся уже изъятие из него вкладов, и отказ ему в кредите со стороны других банков. И, для полноты картины, оповестить всех о растерянности владельца этого банка. Только-то и всего. Но этого вполне достаточно, чтобы наказанный крупным капиталом банк рухнул.

Из сказанного понятно, что на самом деле ситуация даже намного проще той, которую я изобразил выше. Зависимость мелкого банка от крупного банковского капитала так велика, что разорить его можно и без подкладывания в его основание финансовой мины. Я рассказал об этих минах лишь для того, чтобы понятнее было, какими возможностями располагают крупные банки. Достаточно пустить слух о том, что банк ненадёжен, и разными способами создать вокруг него атмосферу предубеждения (а "независимая пресса" воздействует на умы вкладчиков эффективно), - и эти последние довершат разорение банка.

Следовательно, крупные банки имеют в лице владельцев мелких банков своих фактических заложников, обречённых, после соответствующих разъяснений или намёков, послушно служить господствующему капиталу или с жалким достоинством вылетать в трубу. Т.е. становиться банкротами, проклинаемыми своими разорёнными вкладчиками, среди которых, как правило, ближайшие родственники, друзья и знакомые.

---оОо---

Чтобы вызвать экономический кризис, крупному банковскому капиталу достаточно изъять из оборота немонополизированной части экономики свои деньги и спровоцировать массы вкладчиков сделать то же самое. А поскольку крупномасштабное изъятие денег не просто дезорганизует соответствующую часть экономики, но создаёт эффект падающих карточных домиков, т.е. цепную реакцию омертвления коммерции и производства, то величина кризиса и его продолжительность зависят главным образом от размеров и продолжительности изъятия денежной крови из оборота. И, разумеется, от фактора духовного, т.е. от степени подавленности предпринимателей в связи с экономическими прогнозами.

Однако описанное выше изъятие денег из оборота нехорошо тем, что тут легко догадаться об инициативе крупных банков в организации кризиса, об их преступном сговоре. А если народ догадается об этом, то затрещит по швам вся идеология "правового общества", маскирующая сатанинскую природу капитализма. Чтобы не допустить этого обнажения истинной природы капитализма, надо скрыть заинтересованность крупного банковского капитала в экономических кризисах и его способность их организовывать. А для этого надо завуалировать его инициативу в изъятии денег из оборота в начальной стадии кризиса и представить это изъятие действием вынужденным, как бы естественной защитной реакцией крупных банков в опасной для них ситуации, создавшейся, якобы, стихийно, т.е. так, как возникают грозы и ураганы.

Контроль финансовых монополистов над пишущей и вещающей братией позволяет списать причину экономических кризисов на безликую рыночную стихию, которой одинаково-де подвластны как мелкие коммерсанты, так и козырные тузы мирового капитала. Эти последние, оказывается, такие же жертвы стихии, как и первые; просто они крепче стоят на ногах, поэтому и не разоряются от кризисов. Контролируя народное просвещение, науку, средства массовой информации и политические движения, не так уж трудно превратить мысль о стихийности экономических кризисов в аксиому, обязательную для всех, от пионеров и домашних хозяек до самых крупных учёных. Чтобы породить такую иллюзию, следовало начинать кризис не с изъятия денег из мелких банков крупными банками, а с организщации ПАНИКИ НА БИРЖЕ. Ведь биржа, как приучили нас думать, это самый чуткий барометр, показывающий состояние дел в экономике.

Чтобы организовать панику на бирже, надо искусственно взвинтить цены на акции для большей наглядности их последующего падения, а затем резко сбить цены, после чего дать какое-то время акционерам на осознание случившегося. А затем продолжать, играя на нервах своих жертв, понижать курс акций, иногда задерживая это понижение или даже слегка повышая курс, чтобы затем спустить его ещё больше. Поскольку население не обладает значительными свободными деньгами, то скупить дешевеющие акции оно не в состоянии, даже если бы и захотело это сделать. Но этого стремления у него не может быть, потому что всякий мелкий и средний делец понимает свою зависимость от общего хода дел и боится больше всего разорения в случае кризиса, признаком которого как раз и являются стремительно дешевеющие акции. Наоборот, наблюдая их удешевление, он задумывается всё тревожнее о том, не избавиться ли ему самому от своих акций, пока они не превратились в простую бумагу.

Как перед бурей всё живое прячется и замирает, так в предчувствии кризиса, а тем более в ходе его нарастания, массы "свободных" коммерсантов стараются сократить обороты своих капиталов, избавиться от расходов, продать свои предприятия если не полностью, то частично. И, по возможности, за хорошую цену, которую, однако, никто не даёт. Потому что все чувствуют опасность и норовят превратить капиталы в сокровища, чтобы спрятать их понадёжнее до тех пор, пока не минует буря.

Понижение курса акций подстёгивает тревогу акционеров, а тревога акционеров способствует падению курса акций. Поэтому процесс изъятия денег из оборота принимает лавинообразный характер.

Когда же стремление избавиться от своих акций станет массовым, и цены на них упадут до предела, нужного крупному банковскому капиталу, последний может скупить задарма через доверенных лиц, т.е. незаметно для паникующих, ту самую часть акций, которую он продал в начале кризиса по высокой цене. И, кроме того, скупить дешёвых акций столько, сколько сочтёт нужным в данной конкретной ситуации. (1)

Затруднение, а затем и полное прекращение кредита, влекут за собою сокращение производства, вплоть до закрытия предприятий, что увеличивает армию безработных, а увеличение этой армии, в свою очередь, сокращает спрос на товары и услуги. Лавинообразный характер омертвления хозяйственной деятельности способен захватить в конце концов и монополизированные предприятия: общее падение спроса вынуждает их тоже сокращать производство, увольнять рабочих или сокращать рабочий день, сокращая соответственно и зарплату.

Но монополизированные предприятия находятся в лучших условиях сравнительно с другими, и потому кризис сказывается на них в меньшей степени и в последнюю очередь. Имея постоянные кредиты в больших размерах и на выгодных условиях, они успешнее совершенствуют своё производство и являются передовыми во всех отношениях. А это значит, что они бьют своих конкурентов, особенно в тяжёлые времена, как дешевизною своих товаров, так и высоким их качеством. Кроме того, они имеют куда более надёжных поставщиков и покупателей, входящих в ту же империю крупного капитала, в которую входят сами. И ещё: имея денежные резервы стоящих за ними крупных банков, они могут рисковать без того риска, которому подвергают себя самостоятельные предприятия.

И всё-таки постоянное падение спроса, если это падение не остановить на определённой черте вливанием денежной крови в мертвеющую экономику, чревато – при далеко зашедшем процессе деградации хозяйственной жизни – социальным взрывом, размеры которого предугадать трудно. Использовать кризисы можно, но шутить с ними – как шутить с огнём.

Напрашивается мысль, что объединённый банковский капитал мог бы, не доводя дела до социальных взрывов, использовать искусственные кризисы для постепенной скупки всей промышленности вообще, всего транспорта и всех предприятий торговли, всей земли, рек, озёр, жилых и служебных зданий, научных центров, школ и т.д. с последующим их коммерческим оживлением после покупки. Такая собственность обеспечивала бы полное, в духе Апокалипсиса, порабощение всего человечества, уже не способного ни бунтовать, ни даже громко жаловаться на свою участь. Но почему же банковская мафия этого не делает, располагая всеми возможностями для этого?

Не трудно догадаться, что такое ПРЕЖДЕВРЕМЕННОЕ обнажение истинной природы капитализма перед всем человечеством, ещё недостаточно дезориентированным, разрозненным и развращённым (2), могло бы спровоцировать священную войну ещё здоровой его части против творцов сатанинских планов. И кто знает, чем такая война, ещё небывалая в истории человечества, может закончиться?

---оОо---

А теперь о том, чем опасны кризисы для сильных мира сего, если они сделают их постоянным инструментом своей политики. Кризисные времена остаются в памяти людей какими-то шрамами или даже не заживающими до конца ранами. Они не гармонируют с пропагандистским "имиджем" капитализма как лучшим способом существования на земле. Но этот недостаток не самый главный.

Куда опаснее другое. Частое повторение кризисов могло бы заставить людей присматриваться к ним внимательнее, чем это нужно их организаторам. Внимательнее, чем это бывает при кризисах редких, внезапных и разнообразных по своим формам. Присматриваться – и обнаруживать в них те внутренние черты, о которых речь была выше.

Поэтому и приходится создавать кризисы лишь в ситуациях исключительных (например, после мировых войн, как это было в США, чтобы опорожнить карманы разжиревшего населения, толщина которых порождает у многих иллюзию свободы и позволяет им вести себя безответственно по отношению к сильным мира сего). А в ситуациях обычных, когда население обогащается умеренно, можно и накопления его выдаивать из него тоже умеренно, для чего существуют самые разные способы. Главный из которых - постоянное обесценение денег посредством умышленного их перепроизводства и соответствующего повышения цены на золото. Искусственное обесценение денег бьёт исключительно по населению и не сказывается на владельцах крупнейших банков, чьи состояния не в бумажных деньгах, а в золоте и в акциях самых доходных и перспективных предприятий, стоимость которых автоматически повышается с каждым удешевлением денег. Происходящая же при этом индексация вкладов, зарплаты и пенсий населения, как правило, запаздывает, она имеет не автоматический, а догоняющий или, точнее, опаздывающий характер, и потому, создавая иллюзию справедливой компенсации, великолепно маскирует суть дела.

---оОо---

А теперь о том, правомерно ли на том основании, что искусственные кризисы возможны, придавать им большое значение в формировании капиталистического хозяйства (3). "Если даже допустить,- могут сказать мне апологеты капитализма и союзники их в данном вопросе, марксисты,- что искусственные кризисы, в принципе, возможны, то из этого ещё не следует, что они играли и играют большую роль в капиталистическом хозяйстве. Можно искусственно вызвать дождь, но разве следует из этого, что обычные дожди перестали лить с неба? Если сравнить экономическую стихию со стихиями природными, то придётся признать, что они имеют родственный характер. Объективные процессы в экономике не просто реальны, они столь могучи, что не могут не определять общего характера развития капитализма".

В этих словах заключена, на мой взгляд, разгадка всей политэкономии от Адама Смита до наших дней. Она в откровенном, как у Маркса, или прикровенном, как у многих других, МАТЕРИАЛИЗМЕ политэкономических учений. "Фактически, - писал о. Сергий Булгаков,- экономический материализм есть господствующая философия политической экономии. Практически экономисты суть марксисты, хотя бы даже ненавидели марксизм" (С.Н.Булгаков "Философия хозяйства", "Сочинения в двух томах", М.1993, т. 1, с.55).

Для этих учений характерна стилизация экономических явлений под явления природные, т.е. затушёвывание их коренного различия. Казалось бы, не надо большого ума, чтобы понять такую простую вещь: любое хозяйство есть творение рук человеческих, а о природе этого не скажешь. Природа с её стихиями сотворена явно не людьми. Из чего следует, что законы хозяйственные и законы природы принципиально отличны друг от друга. Если последние независимы от человека (что не мешает ему использовать их в своих интересах), то первые зависят от него в громадной степени и потому имеют вторичный или УСЛОВНЫЙ характер. Они зависят от того, какие цели ставит перед собою человек, как он определяет свои потребности, как он относится к другим людям и к самой природе. Т.е., иными словами, экономические законы зависят от религиозных, социально-политических и культурных идей, господствующих в обществе. И с изменением их изменяются сами или просто перестают действовать.

Казалось бы, вот какие зависимости должны изучать политэкономы в первую очередь, чтобы ориентировать правильно всех в столь важной области. А они скрывают эти зависимости и делают всё для того, чтобы запутать людей. Убедить их в том, что направленность хозяйственной жизни имеет, якобы, объективный характер, и потому видеть за этой направленностью какую-то определяющую её злую силу нелепо.

Вот как просто открывается этот "научный" ларчик.

ПРИМЕЧАНИЯ.

1. Искусственный кризис, в принципе, есть не что иное, как частный случай биржевой игры на повышение или понижение акций, которую крупные банки ведут в самых обычных условиях. Организация экономического кризиса это игра на понижение в гигантских размерах, катастрофических для хозяйства.

А вообще-то игра на бирже это такая игра, которую одни – подавляющее большинство - ведут с завязанными глазами, а другие – организаторы этой игры – с открытыми. Первые полагаются на удачу, на свою интуицию, на крохи какой-то доступной им информации. Вторые попросту организуют эту игру и контролируют её ход. Первые могут выигрывать, но в целом предрешённо проигрывают (как проигрывают соблазнённые поиграть в "напёрсток"). Вторые же не проигрывают никогда, но только выигрывают.

2. Вот, стало быть, главная причина целенаправленного растления людей, которое осуществляется ныне под знаменем "прав человека". Это подготовка нового "архипелага ГУЛАГа", предназначенного уже для всего человечества.

3. И не только хозяйства. Политика так тесно связана с экономикой, что использование политических рычагов для достижения экономических целей столь же обычно, как и использование экономических рычагов для достижения политических целей.

Одни только хлебные кризисы чего стоили. Когда хлеба много, но его нет в продаже или он очень дорог. Чтобы возбудить людей, надо лишить их хлеба, а собрать возмущённых и повести за собою, внушив им те или иные идеи, дело уже агитаторов. Искусственный хлебный кризис в Петрограде был использован для организации февральской революции в России.

Так и с деньгами: их может быть много, но они неизвестно где, а в карманах их нет, в сейфах их нет, они испаряются из оборота. И достать их неоткуда. Как вода во время засухи уходит из почвы, так и деньги из хозяйства.

Искусство организации кризиса это лишь малая часть тайной науки управления, открывать которую управляемым нельзя. Вот потому-то и скармливают им 230 теорий происхождения кризисов. Выбирай любую, у нас полная свобода!.. Кроме единственной, знать о которой не надо.

Мировой экономический кризис 1929-33 годов, охвативший особенно США и Германию, позволил американским банкирам не только выдоить своих соотечественников, разбогатевших в ходе Первой мировой войны и послевоенного восстановительного периода, но и привести к власти в Германии Гитлера, который был нужен для организации новой мировой войны. А такая война, помимо всего остального, это бизнес высшего класса, это бизнес невероятных размеров.

Первая редакция – 1989 год. Альманах "Непрядва" Љ 10.

Настоящая редакция – март 2002г.

ПОСЛЕ НАПИСАННОГО.

Немецкий экономист Гюнтер Шмелдерс насчитал 230 теорий происхождения экономических кризисов (П.Рапош "Кризисы и современный капитализм", М.1986г., с.8 – 15). Некоторые из этих теорий похожи по сути, но различаются в деталях. Так, например, основоположник математической школы в политэкономии Уильям Джевонс доказывал, что кризисы наступают тогда, когда на солнце появляются пятна, а другой учёный, Г.Л. Мур, связывал кризисы с особенностями движения планеты Венера. Разница, думается, небольшая, потому что оба мудреца согласно указывали на небо как на истинную причину того, что совершается на земле. Этим теориям противоречила концепция третьего учёного, Альбера Афтальона, увидевшего причину кризисов в "неравномерном развитии технического прогресса". Была целая школа, представители которой считали причиной кризисов скупость населения. Они называли своё учение "теорией недопотребления". В некотором родстве с нею была другая теория, согласно которой дело не в скупости населения, а в его пессимизме. Эту теорию защищали всемирно известный Д.М.Кейнс и его соотечественник А.С.Пигу. Но их опровергали другие учёные, чьи теории были ничуть не хуже перечисленных. Причину кризисов находили в самых неожиданных местах. То она оказывалась в задолженности капиталистов, то в неравномерном росте населения, то в колебаниях добычи золота на земле. И т.д.

Но больше всего мне понравились те учёные, которые провозгласили принципиальную непознаваемость природы кризисов. Я даже крякнул от у довольствия, когда прочитал о них. Это, подумал я, финал той науки, которая не имеет ничего общего со служанкою богословия. Это финал науки – служанки сильных мира сего. Как хорошо, поводив людей за нос туда и сюда, от одной дурацкой теории к другой, показать им затем научный кукиш и дать понюхать его. Хороший большой кукиш.

Март 2002г. Геннадий Михайлович Шиманов.

в начало статьи