© Издательство «Русская идея», 2004

———————————— + ————————————

Глава I
———————————— + ————————————

До великой нашей Смуты в России как-то мало занимались вопросом о казачестве. Существовало оно с незапамятных времен, слилось с государством, жило где-то там далеко на окраинах. А что казаки из себя представляют, откуда взялись, какое их было историческое значение, – об этом как-то не задумывались. Для военных это были четвертые полки, в столицах о них знали по конвою и джигитовке, а для общества это было нечто ужасное, что-то вроде разбойников, оплот «ненавистного царизма», плетью разгонявших студенческие сходки. А социалисты шли дальше. Так «Народный Вестник» писал: “слово казак стало синонимом грубости, наглости, жестокости, зверства… когда наши народные представители получат власть, то казачий вопрос будет одним из первых, которым они займутся и разрешат его в смысле уничтожения этой военной касты, являющейся покорным орудием… в руках правящего класса… прямо-таки преступно поддерживать мнение, что казачество является чем то особенным, чего нельзя касаться”. К этому они и приступили с образованием Временного Правительства, и это стараются закончить большевики.

В беженстве же, где происходит переоценка ценностей, где силятся разобраться в прошлом, проверить настоящее и заглянуть в будущее – казачьим вопросом занялись больше, но мнения, как водится, разбились, ровно как и взгляды на возможное значение казачества в восстановлении России. Некоторые ему не придают никакого значения, другие же делают на него ставку просто как на живую силу, желая использовать его в своих целях. Но ни те, ни другие вопроса о казачестве во всей его обширности и глубине не исчерпывают.

Поэтому, при переоценке всех русских ценностей, будет в порядке вещей подвести итог прошлому казачества и попытаться показать, какую ценность для будущей России оно может представить.

Для этого вполне достаточно разобрать четыре положения:

I. Что такое казачество?

II. Его происхождение, то есть: есть ли это вполне самостоятельные общины, образовавшиеся на пустынных степях независимо от общей жизни государства, или даже отдельные народности, как утверждают некоторые из самостийников, или же это выдвинутые вперед заставы сперва вольно, стихийно, а впоследствии руководимые государством?

III. Какое значение имело казачество в жизни государства: как застава по границе, с одной стороны, а с другой – во многовековой борьбе государства с Западом и Востоком за свое существование.

IV. Какое значение казачество может и должно иметь в будущем в борьбе за возрождение государства и установление в нем порядка и закона?

Более или менее удачное разрешение этой задачи выяснит сущность казачества и его значение в жизни России.

Слово «казак» – татарского происхождения. В русском обиходе оно появилось с XVI века и означало человека вольного, независимого, не знающего над собой никакой власти. Но это не значит, что и само казачество по своему существу появилось тоже в XVI веке. Равно как и название Ильи Муромца «матерым» казаком не означает, что Илья Муромец, личность историческая, жил в XVI веке или позднее. Но это дает нам повод думать, что в сознании народном Илья Муромец по существу был тем же казаком. Но происхождение казачества так же темно, как и происхождение самой Руси.

По этому поводу французский историк Леруа-Больё, проживший в России 10 лет с целью ее изучения, говорит: “Славяне не завоевали России – это было долгое и медленное вселение, длившееся веками, которое почти не было замечено современными летописцами, и о котором история только догадывается, не имея возможности отметить постепенные видоизменения его”.

И говорить о зарождении казачества это значит говорить о зарождении Руси, так как его жизнь всецело связана с жизнью государства на протяжении всей нашей истории.

Но казачество свойственно не только России. Правда, особые географические условия нашей страны (обширность пространства, отсутствие установленных границ на юге на всем протяжении истории, а на некоторых окраинах почти до XX века, и в силу борьбы с кочевниками особо сложившаяся жизнь государства) – способствовали развитию казачества в таких значительных размерах, как в России.

Еще в первые века Византийской Империи имелся род казачества на восточных границах этого государства. По приграничной полосе в Малой Азии устанавливались военные поселения из охотников; им нарезывалась земля, которую они должны были возделывать, не платя податей, а взамен отражать набеги двигавшихся на Запад кочевников.

Такое же казачество находим мы в Венгрии по юго-восточным ее границам, состоявшее из переселенных туда славян во времена долгой и упорной борьбы с турками. С прекращением набегов и закреплением границ, казачество перешло в мирное поселение.

Подобными «казаками» бывали первые поселенцы в заокеанских владениях, куда еще не простиралась государственная власть. Возьмем для примера зарождение такого государства, как Северо-Американские Соединенные Штаты. Первые поселенцы выехали туда из Англии в 1609 году, снаряженные одной торговой компанией, как тридцатью годами ранее братья Строгоновы снарядили Ермака Тимофеевича. Это тоже были вольные люди. Их вожак Джон Смит воевал против турок, попал в плен, затем бежал оттуда на Русь. Кто знает, может быть, и он казаковал на Руси.

Эти вольные люди, в составе нескольких десятков человек, поселились в Каролине. Два года спустя их было уже пятьсот. Через одиннадцать еще к ним высадились сотня преследуемых голландцев-протестантов. Они образовали военные поселения самостоятельно, независимо ни от какого государства. Через несколько лет им доставили из Англии жен за 120 фунтов табаку. Колония или войско росло быстро. Имея точку опоры, английское государство шагнуло за океан и присоединило к себе колонию.

Но условия жизни не способствовали развитию казачества. В России же более, чем тысячелетняя борьба со степью не только не допускала возможности уничтожения казачества, но требовала его усиления.

На заре жизни нашего государства, если не всем «русичам», то многим из них пришлось казаковать, когда они садились по Днепровской долине. Собственно два великих народа пришли в Европу, где они собой заложили основы почти всех государств: это сперва германцы, а за ними славяне. Первые, благодаря географическим условиям Западной Европы, разбились на несколько народностей, а вторые, или скорее, восточная ветвь их, заняли всю Восточную Европу, о которой французский географ Гимли говорит следующее: “Это восточная или плоская Европа, великая русская или сарматская равнина, заключенная между горами Уральскими, Кавказом и Карпатами и продолжающаяся на Запад вдоль Балтийского и Северного морей до поперечной линии, что географы называют европейской диагональю, которая тянется от Карпат до возвышенностей Эмса, проходя через горы Гигантов и Гарца”. Именно это однообразие равнины имело решающее значение в расселении по ней восточных славян, которые, расселившись, не потеряли племенной связи и образовали одно большое государство. Между тем как Западная Европа, разделенная горами, способствовала образованию многих государств. В этом отношении Альпы имели первенствующее значение. Тот же Гимли говорит, что поверхность Альп “разделена между пятью современными государствами – Италией, Францией, Швейцарией, Баварией и Австрией; более того, их долины, где еще древние географы насчитывали до 50 народностей, и где в средние века зародилось множество более или менее самостоятельных обществ, служат и по сие время убежищем крайней обособленности”. Быстрому расселению наших предков много способствовали реки, которые в последствии служили дорогами для казаков от Черного и Каспийского морей до Тихого океана.

На очень небольшом пространстве находятся источники Волги, Днепра и Западной Двины. Северная Двина и Онега берут начало недалеко от источников притоков Волги. Днепр и Волга имели особое значение, первый как соединительный нерв между Балтийским и Черным морями в Киевской Руси, а вторая – в Московской, связывая Восток с Западом. По этим путям и расширилась Святая Русь.

Поселившись на скрещении трех великих путей: 1) к востоку через Кавказ и Туркестан, 2) к югу по Днепру и Черному морю, 3) к западу по Дунаю, имея связь с тремя тогдашними очагами развития: Средняя Азия, Византия и южное побережье Западной Европы, Русь быстро вошла в сношение с этими народами и завела с ними бойкую торговлю, развив до высокой степени городскую государственность. Занимаясь главным образом, торговлей и промыслами и обладая “тихим, мирным нравом, любя празднества, пляску, пение, и будучи свободолюбивыми”, славяне очень страдали от постоянных нападений со стороны степи, а так же с севера и северо-запада от литовских и финских полудикарей. От этих частых нападений жизнь становилась трудной, а торговля почти невозможной, тем более, что караваны проходили по Днепру в Черное море через степи, занятые кочевниками. Ввиду этого, отдельные города должны были вооружаться и взять на себя охрану водного пути «из варяг в греки». Для этого, как тогда водилось, они, независимо друг от друга, нанимали варяжские дружины. И призвание варягов, по летописи, не может служить исходной точкой начала Русского государства. Ибо такого рода призвания или приглашения на службу для внешней обороны, по всей вероятности, бывали и раньше. Во всяком случае, это не было единственным. Такие призвания продолжались до XI века отдельными городами. Так, в 1018 году Великий Новгород нанял отряд варягов на службу, а чтобы достать средства на их содержание, ввел особые налоги. Варяжские военачальники обязывались ограждать города и земли от внешних врагов, набирая дружину впоследствии и из местных жителей. За что они получали плату не деньгами, а тем, что в данной земле имелось или производилось. Для этого они сами часто объезжали землю и собирали дань. Слово «дань» надо понимать как платеж*.

* На этом основании в XVII веке немецкие ученые видвинули свою высокомерную теорию, что русское государство основано иностранцами неславянского происхождения. Несостоятельность ее сразу же показал еще М.В. Ломоносов, но все же она утвердилась в русском обществе, ориентированном на заимствование западной культуры. В XIX-XX веках были опубликованы многие исследования, опровергающие эту теорию. В частности Н.Н. Ильина (супруга философа И.А. Ильина в книге «Изгнание норманнов. Очередная задача русской исторической науки (Париж, 1955) показывает на основании этих данных, что Рюрик был прибалтийским славянином. – Прим. ред. «РИ».

По мере того, как варяжские военачальники русели, а их дружины пополнялись местным населением и все более сливались с ним, вокруг них образовалось нечто вроде правящего класса, тем более, что они заведовали военной государственной стражей, а по объединении земель и государственными войсками. Потомки этих начальников стражи превратились в высших управителей, начальников войск и посредников в иностранных сношениях. Но властителями или владетельными князьями они никогда не были. Главное значение имело Вече. В мирных договорах с Византией в IX веке, они подписывались от своего имени или от имени Русских земель. В четвертом поколении они были уже не варяги-пришельцы, а славянские военные вожди. Спустя только век все пришлые варяги совершенно затерялись в славянах – растворились. По своей малочисленности, они никакого влияния не оказали ни на политику, ни на государственные учреждения, ни на право, ни на частную жизнь славян и не ввели феодализма, как то произошло в Западной Европе в завоеванных ими странах*.

* Яркий пример представляет собой Франция, где германские завоеватели (от них она и имя свое имеет – от франков) образовали правящий класс и держались совершенно отдельно от туземного населения до XI века, заменив собою в промежутке времени от VI до IX веков римское поместное дворянство. В количестве 200 тысяч германские феодалы, завладев страной в 10 миллионов населения, в течение ряда веков вели упорную борьбу с этим населением. Поэтому слияние шло очень медленно, настолько медленно, что еще в XV веке в Реймской области существовала немецкая епархия. – Прим. автора.

С переселением на северо-восток положение изменилось. Там уже князья заселяли свои земли, свои вотчины. Так Андрей Боголюбский хвалился, что он “всю Белую Русь (Суздальскую) городами и селами великими населил и многолюдной учинил”. Помимо того, повлияла борьба с востоком и Западом. Власть постепенно сосредоточивалась в руках князя. Да и то в трудные времена всегда созывались Соборы вплоть до Петра I, который ввел самодержавие по западному образцу* и который, кстати сказать, был единственным настоящим самодержцем на Руси, управляя сам лично страной и входя в подробности жизни народа.

* Точнее следовало бы сказать: западный абсолютизм. – Прим. ред. «РИ».

С образованием государственности дружины, охранявшие земли и сопровождавшие караваны, сделались государственными войсками, а их сменила по границе застава из русских людей. На юге со стороны степи, по рекам возводились укрепления и строились небольшие крепости, а между реками протягивалась застава для прикрытия от набегов кочевников. В случае набега все прятались в укрепления точно так же, как то впоследствии было на Оке, Дону, Тереке, Урале и Кубани. В местах частых набегов приходилось даже строить высокий частокол на большие расстояния.

В течении более трех веков велась борьба со степью: с хазарами в IX-X веках, с печенегами в X-XI веках и с половцами в XI-XII веках до татарского нашествия, когда Русь ушла к северо-востоку, а с ней туда ушло и казачество.

Конечно, в то время не существовало такого казачества, как мы привыкли его понимать; оно не имело определенной формы и не было выделено в сословие, – да его и трудно было бы отделить от прочего войска и указать, где кончается войско, а где начинается казачество. Куряне, жившие в пограничной области, были “под трубами повити, под шеломами взлелеяни, конец копия въскърмлени; пути им ведомы, яругы им знаемы, луци у них напряжени, тули отворени, сабли изострени, сами скачут, акы серы вълцы в поле, ищющи себе чти, а князю славы”.

Наш летописец показывает нам “Откуда русская земля есть, и как она пошла быть”. В применении к нашей истории, именно, можно понять буквально выражение «пошла быть», ибо наша земля «шла быть» с II по XX век. И только к началу последнего она достигла своих границ, когда волна безпрерывного переселения докатилась до краев. Впереди шел казак с оружием, а за ним следовал крестьянин с сохой. И вместе, шаг за шагом, прошли они от Днепра и от границ Московского княжества до Черного и Каспийского морей, Урала, перевалив его, прошли всю Сибирь до Тихого океана и, в конце концов, очутились на Аляске, которую забайкальские казаки присоединили во второй половине XVIII века, – и на западном берегу Северных Американских Соединенных Штатов вплоть до Мексики. От бывших там русских поселений осталось название одной местности «Русские холмы». И казачий историк Иван Попко справедливо говорит: “Куда они забредут, русские люди, хотя бы «самодурью», без видимой государственной цели, туда придет и Русское царство”. А забредать русским людям было куда, будь то к северу, востоку или югу.

Первое время казачество было иным, о войсках казачьих не было и речи. Люди уходили отдельными артелями. Да и названия этого не носили, и лошадей у них не было, а спускались они вниз по рекам в лодках. Если южное казачество гораздо позднее достигало водным путем Анатолийских и Персидских берегов, то уже в XI и XII веках северное (если можно так его назвать, ибо по существу это были те же казаки) достигало Урала и берегов Белого моря. А отважные новгородцы скоро добрались до Шпицбергена и восточной Шотландии, по берегу которой были ( по английским данным) их поселения, затерявшиеся со временем. Как на юге, так и на севере отдельные артели выходили промышлять или охотиться, то есть «казаковать», и они хотели воли и свободы. Но на севере казачество, как мы привыкли его понимать, не могло развиться, ибо там не было для этого данных: не было басурманов, и государство быстро достигло естественных границ и закрепило их. На юге и востоке развитие казачества пошло естественным путем, благодаря отсутствию определенных границ и вековой борьбе государства со степью.

Когда же зародилось казачество, принявшее известные нам формы? На этот вопрос вернее будет ответить, что оно никогда и не прекращалось с самого зарождения Руси, но существовало в маленьком незаметном размере, неотмеченное даже нашей историей. Иначе и не могло быть. Пока Русь собиралась воедино, пока тяготело над ней татарское иго, до тех пор существовало центростремительное направление в переселении, так как под покровом Москвы безопаснее жилось. И те «добры молодцы», которые впоследствии назвались казаками, не могли заходить далеко в степь.

Но по свержении ига, Русь повела наступательное движение, выдвигая казачество вперед совершенно механически. И по мере того, как Русь ширилась к югу и востоку, казачество уходило далее и далее в степь, не прерывая связи с государством. Теперь уже более крупные артели выходили на промысел или охоту, спускались вниз по рекам так далеко, насколько у кого хватало средств и храбрости проникать в степь. Многие селились далеко за пределами государства, вне досягаемости его власти. Вначале селились малыми артелями. Но в ту местность, где были поселенцы, охотнее приходили новые. Даже на маленьком укрепленном острове, где была Сечь, существовали отдельные курени, говорившие об отдельных артелях. Постоянная опасность от кочевников и необходимость защиты принудила объединиться в станицы, а потом и общины, которые впоследствии назвались войсками.

Борьба оказалась не по силам, и им вскорости пришлось опереться на государство. Сперва помощь была только оружием и съестными припасами. Государство рано учло пользу казачества. Но по мере роста государства и его поступательного продвижения, борьба с кочевниками становилась общегосударственной, и помощь казакам стала оказываться самая деятельная, вплоть до усиления войск людьми. И само казачество занимает все большее и большее значение в жизни государства, оно постепенно растягивается по всей границе от Буга до Амура и вместе с тем участвует во всех имперских войнах. Естественная связь его с государством растет и крепнет.

По мере продвижения границы войска казачьи или уходят за ней или изменяют свое внутреннее устройство с ходом государственной жизни, воспринимая уклад ее и становясь частью целого. Немыслимо же было в XVIII веке сохранить «вольницу» XVI века, тогда за хлебопашество казнили смертной казнью, как того хотел Булавин, или сохранить в чистом виде Запорожскую Сечь, окруженную мирными хлебопашцами, когда граница ушла далеко вперед и по берегу Черного моря основались города. Резкие перемены в казачьей жизни, отмеченные бунтами Булавина и Пугачева и уничтожением Запорожской Сечи, происходили по причине запаздывания в сравнении со временем определенного жизненного уклада войск.

В связи с общим ходом русской жизни, казачьи войска нарождались, перемещались и даже исчезали. Так исчезли войска Рязанское, Волжское, Уфимское, Камское, Самарское, Запорожское, Украинское, Слободское, Азовское уже в 1865 году и Дунайское, народившееся после Отечественной войны и преобразованное в 1856 году в Новороссийское, упраздненное в 1868 году. А по азиатской границе на протяжении более 10 тысяч верст зарождались новые для защиты русской земли по примеру старших братьев в Европе.

Вполне справедливо выражение, что «Русь бродячая» прокладывала дорогу Руси оседлой. В первые века существования южного казачества государство пользовалось этой бродячей Русью в своих целях, а когда то было выгодно в дипломатических сношениях, отказывалось от него и предоставляло его самому себе. Иногда на Кругу объявлялось: “Белый царь шлет вам поклон, приказал спросить о вашем здоровье. Он учинил размир с Турками и шлет нас промышлять над Крымцами”.

В 1684 году гетман Сагайдачный приглашал донцов идти с ним на Крым. Донцы отказались и грамоту его переслали в Москву. Но голытьба пошла за Сагайдачным. В следующем году Москва писала на Дон: “Вам казакам без нашего указу ссылаться с польским королем, помощь ему оказывать походом на Азовское море не только чинить, но даже и мыслить о том не годилось, потому что у нас теперь мир с турецким султаном и крымским ханом”. А в 1686 году, по заключении мира с Польшей, была грамота из Москвы: “Полномочные послы меж нами и польским королем учинили вечный мир и отдали в нашу сторону, вечно, Киев с Запорожьем и со всеми прежними городами. И вы, атаманы и казаки, собравшиеся всем войском, промышляли бы над неприятелем всех христиан, турками и крымцами, и корысть себе и вольный поход на море получали, сколько всемогущий Господь помощи даст”. А на заявление Турции, что казаки взяли Азов и грабят прибрежные города, Москва отвечала после того, как Собор решил Азова от казаков не принимать, не будучи в состоянии воевать с Турцией, что казаки вольные и воюют от себя, а султан может их наказать сам; и помощи казакам не было оказано.

Командующий Жандрон говорит, что “Россия действует в своих завоеваниях путем поглощения. Она не переходит к новым завоеваниям, не усвоив окончательно прежних или, скорее, не переварив их. Англия, напротив, действует путем господства; способ легко применимый в стране с разделением общественных каст, что угрожает ужасными последствиями покорителю, если страна перестанет его бояться”. Казаки шли вперед и завоевывали, а затем помогали усваивать эти завоевания. Только в Европейской России казаки замирили целый край юго-востока и дали возможность заселить его. В областях Донской, Кубанской, Терской, Черноморской, Астраханской и Ставропольской было в 1915 году 8.300.000 русского населения. Они так быстро двигались, что к концу царствования Петра I растянулись лентой по всей южной границе Империи, от Днестра до Амура – Запорожские по Днепру, Малороссийские и Слободские до Донца, Донские, Гребенские и Терские, Яицкие и Сибирские казаки.

Далеко в степь была выдвинута застава богатырская, состоявшая из укрепленной линии от городка к городку: между ними были укрепления, а между укреплениями пикеты, между которых ездили разъезды. Была живая ограда. Днем и ночью неустанно следило казачество за степью на вышках, курганах и деревьях и было всегда готово первым принять удар и отстаивать своей грудью Святую Русь, крепко помня завет отцов, передававшийся из поколения в поколение, – охранять Русскую землю и Православие. Охрана была вполне надежная. Что дало повод Государю Александру II писать в 1861 году Главнокомандующему Кавказскими войсками: “Казачье сословие предназначено в государственном быту для того, чтобы оберегать границы Империи, прилегающие к враждебным и неблагоустроенным племенам”. Но, как увидим ниже, деятельность казачества не ограничивалась этим одним.

Как же жилось казакам по границе? Для ясного представления возьмем картинки XVII, XVIII, XIX веков на Дону, Кубани и Тереке.

Прошел слух о набеге. По верховым и низовым городкам была разослана «опасная» грамота, чтобы все казаки держали ружья в чистоте, кормили лошадей и были в готовности в один час выступить в поход, чтобы крепили городки и не выезжали в поле без оружия”. В каждом городке прочитывали на сборе грамоту и, снявши копию, посылали дальше без задержания. Еще не успела «опасная грамота» обойти все городки, как казачий разъезд, высланный в Кубанскую сторону, напал на татарские сакмы (следы). Население было в ту пору на летних работах. Старики, схвативши знамена, выехали сзывать народ в осаду. Завидя знамена, стар и млад, жены и малые ребята спешили в городки, сносили свое имущество в церковные ограды, под защиту пушек. В тех же городках, где не было крепкой ограды, добро зарывалось в землю. То был общий «сполох». На гребле, возле речки Сала загорелся сперва один маяк, затем второй, третий, а через несколько мгновений запылала вся Кубанская сторона. Чего давно уже не бывало. Поджидая неприятеля, войсковой атаман стоял у Черкасска. Татары же внезапно появились у станицы Кумшатской, переплыли Дон, выжгли городок и рассыпались по соседним станицам, брали в плен людей, отгоняли скот, хватали добычу, после чего, таким же порядком, переплывши Дон, скрылись в свою сторону (Абаза. «Казаки»).

За этот набег казаки отомстили. В 1637 году пошли за Кубань в составе 9,5 тысяч конницы и 1,5 тысячи пехоты при одной пушке. По выжженным степям поход был настолько труден, что только 5 тысяч конницы достигло Кубани. Там они настигли татар, разгромили тысячу кибиток, забрали 1000 человек в плен, 2000 лошадей, 5000 скота. Остатки татар ушли в горы.

Севши в пустынной земле под выстрелы и набеги кавказцев, черноморцы оживили край, образовали 40 куреней или станиц, возделали землю и постепенно замирили край. На сторожевую линию они выезжали далеко от своих станиц в укрепления по 25-30 человек в низовых и по 50-60 в верховых. Укрепление состояло из хаты, окруженной рвом и обсаженной колючим кустарником. Между этими укреплениями были рассыпаны маленькие окопы с вышками. С самого утра сторожевой поднимался на вышку и зорко глядел на Кубань. С наступлением сумерек спешенные казаки расходились по берегу и залегали в опасных местах. Кроме того, по прибрежным тропинкам сновали конные разъезды. Так что всю ночь линия жила при всякой погоде и во всякое время года. К тому же при Государыне Екатерине II, Государе Павле I и Государе Александре I черноморцам позволяли только защищаться. Даже пленных и свой скот казаки не могли отбивать на другой стороне Кубани.

Как черноморцы прославились пластунством, так линейцы своим удальством и лихости на лошади. Они и линию защищали и занимались хлебопашеством и виноделием. “Где виноградная лоза – там и женская краса и мужская храбрость”. Хозяйством занималась казачка с работником нагайцем или чеченцем. А когда женщины работали, малолетки держали охрану на деревьях. Казак же бывал всегда в походе. Но в отсутствие казаков казачкам приходилось и защищаться. Нередки бывали такие случаи: горцы, узнавши, что казаки далеко на походе, напали на линию, но были отбиты. Тогда они повернули на станицу волгских казаков. Их встретили залпом, и даже пушка выстрелила. То казачки, нарядившись в папахи, башлыки и бурки, высыпали с подростками на вал.

Первоначально все казачьи войска (правда, слово это должно быть применимо с большой натяжкой к тому времени) походили некоторым образом на Запорожскую Сечь, то есть это были чисто военные дружины. Между тем, как Запорожская Сечь закостенела в своем первобытном виде, вследствие чего она должна была исчезнуть, когда закономерность жизни предъявила свои права, – все прочие казачьи общины видоизменялись по духу времени и превращались в войска военных поселенцев. Казаки стали обзаводиться семьями. Сперва жен брали из пленниц, а затем появились и русские женщины. Применимо к обстоятельствам, жизнь была простой. Жених и невеста выходили на площадь, молились Богу, затем кланялись всему честному народу, и тут же жених объявлял имя своей будущей жены, а обращаясь к ней, говорил: “Будь же ты моей женою”. Первая церковь в Черкасске была построена только в 1660 году. Очень часто к старости, если случилось дожить, казаки уходили в скиты спасаться. Ребята самого нежного возраста посвящались в казаки. Уже на сороковой день отец надевал сыну саблю, подстригал волосы в кружок, сажал на коня и, возвращая его матери, говорил: “Вот тебе казак”. Когда же прорезывались зубы, ребенка везли верхом в церковь и служили молебен Иоанну Воину о даровании храбрости. В три года мальчик ездил на лошади по двору, в пять уже скакал по улице, а с 15-16 лет становился казаком.

Несмотря на вольницу, жили строго по правилам веры. Наложничество запрещалось общественным мнением. Но по причине постоянных войн и набегов, семейная и общественная жизнь была в самом зародыше. Поэтому пополнение происходило за счет пришельцев с Руси, тем более, что голытьба была безсемейная. К тому же не было хозяйства, ибо до самого конца XVII века запрещалось пахать землю “а буде кто пахать и сеять, того казнить смертью”. Но все же с течением времени, а главное – перед вечной опасностью, зарождалась общественность, а вместе с ней и некоторые признаки государственности. Весною собирались в главный городок большим станом; на площади избирали атамана, в помощь ему двух есаулов, хорунжего и войскового писаря. Атаман подчинялся кругу, а на походе имел право жизни и смерти над казаками. Круг был судом, но при больших разногласиях зачастую обращались в Москву, решение которой приводилось к исполнению.

Были ли казачьи войска в те времена, когда жили вдали от государства как такового и вне досягаемости его власти, – особенными, вполне определенными единицами или, как утверждают самостийники, даже государственными образованиями? Как увидим ниже, они не только отдельных образований, но и точно определенных единиц не представляли, пока государственная власть не могла, или не хотела вовлечь их в круговорот общей жизни. Но так как казачество могло образоваться только при наличии за спиной сильного государства, через него и из него, то и вполне понятно, что оно вошло в общий круговорот, когда того потребовала жизнь, никогда не теряя с центром связи, которая только крепла со временем.

Даже не все казачество распределялось по войскам или принадлежало к ним. В допетровской Руси войск, как мы привыкли их понимать, не существовало. Были зародыши, ядра в определенных местах, вокруг них иногда сгущалась, иногда таяла казачья масса, кочуя по желанию от Днепра до Урала; и только со вмешательством государства установилась определенная форма. Так, например, на Дону, где больше всего проявилась казачья общественность, уже в XVIII веке войско составляли только «домовые» казаки городка Черкасска, состоявшего из 11 станиц-поселений. Остальное казачество к войску не принадлежало, ибо они сегодня здесь, а завтра уже в другом войске. Но и ядра казачьи сами не имели устоев государства: 1) не было определенной территории; 2) не было определенного населения, по личному желанию уходили, новые приходили, не было подданства; 3) не было ни государственного, ни гражданского права; 4) ни определенных обязанностей по отношению к государству; 5) ни налогов, ни податей; 6) ни государственных учреждений; 7) ни казны; 8) ни даже церквей. Отдельно или вместе каждый промышлял для себя. Войском считались «служилые» казаки, то есть получавшие свою долю из царского жалованья. Это были домовые казаки, остальное – голытьба-перекатиполе.

Так, например, уже в 1791 году впервые были записаны обычаи Донского войска. Грамотой 1793 года за ним закреплялась земля, а в 1795 году только были обозначены межи с соседними областями. И только домовые казаки принимали участие в делах Круга. В походах же участвовали все казаки по желанию. А мирные жители, не воевавшие, в круге тоже не принимали участия, но вместе с тем были совершенно свободными. При больших походах войско набиралось из охотников по всему югу, из запорожцев, донцов, терцев и уральцев. Строгого разграничения между войсками не было. А история приписывала поход тому войску, чей атаман набирал вольницу.

По мере того, как государство продвигалось к югу, казачество все более и более втягивалось в круговорот его жизни, связь крепла, и, в конце концов, оно прочно вошло в состав государства.

Так Царь Иван Грозный в 1552 году пожаловал реку Дон казакам за участие во взятии Казани, а в 1570 году он им писал, чтобы они слушались его посла во всех государственных делах: “тем бы вы нам послужили, а мы вас за вашу службу жаловать хотим”. Хорошо всем известно, как Ермак Тимофеевич бил челом Царю и просил его принять Сибирь.

Своими грамотами Царь Федор Иванович предписывал казакам провожать его послов от Ряжска до Азова, а равно как и турецких, за что казаки получали селитру, свинец, сукна и запасы. Помимо того, «легкие станицы» (небольшие отряды) по несколько раз в году посылались в Москву с донесением о положении на границе. А каждую зиму отправлялись так называемые «зимовые станицы» за жалованьем. Дон получал жалованье с 1613 по 1809 годы. При Царе Михаиле Федоровиче он получал 2000 рублей, 400 четвертей хлеба, 50 ведер вина, 40 пудов пороху, 40 пудов свинцу, и сукна 40 поставок. А в грамотах Михаил Федорович предписывал: “В море на грабеж не ходите и тем нас с турецким султаном не ссорьте. Послушаетесь, тем службу прямую нам покажете. Если же, паче чаяния, и после сего нашему делу с турками какую поруху учините, опалу на вас наложим, в Москву для ласки никогда не призовем, пошлем на вас рать, велим на место вашего Раздора поставить свою крепость, изгоним вас с Дону”. Он жаловал Дону пернач, насеку, бунчук, знамена станичные и полковые.

Домовые казаки к голосу Москву прислушивались. Им не было безразлично мнение о них в Москве. Так на Кругу сетовали царскому послу Лазареву, почему он жаловался на них в Москву, что он “на них Государю писал их первое в приезде непослушание, за то де твое письмо атаману нашему станищному на Москве выговоры были большие”. Царские послы приезжали на Дон не как в чужую страну, созывали круг и передавали наказы Государя, которые обыкновенно начинались так: “Великий Государь и вас, атаманы и казаки, и все Донское войско за вашу к нему верную службу жалует, милостиво похваляет и велел вас атаманов и казаков спросить о здоровье”. Жаловать можно только тех, кто состоит на службе. И казаки находили это вполне естественным. А при Царе Алексее Михайловиче Дон присягнул на верность Москве. Затем уже бывали приказы присягать новому царю – «войсковые о послушании грамоты».

Когда Москва находила нужным для подкрепления казаков в борьбе со степью, она позволяла им принимать к себе беглых, а иногда же требовала их выдачи – приказ Петра I в 1705 году. В трудные минуты казаки сами обращались к Москве. В 1687 году пожар уничтожил запасы в Черкасске, войско обратилось к Царям Ивану и Петру Алексеевичам: “От разорения многие люди разошлись; мы же на острову удержались, окопались землею, живем в великой тесноте и терпим всякую нужду и голод, и вам, великим государям, служим неизменно”. В это время они выдержали нападение азовцев. В 1690 году донцы отомстили калмыкам за набег. Астраханский воевода отнял у них пленных и добычу. Поэтому поводу они жаловались Царю Петру I: “Укажи, государь, воеводе, чтобы он не называл все войско изменниками и отдал бы нам ясырь; не выдавай нас в посмешище и порицание”. Царь Петр наградил участников похода против калмыков.

Из сношений казаков с Москвою явствует, что ни Москва казаков, ни они сами себя не рассматривали, как самостоятельное государственной образование. А далее мы увидим, что казачьи войска ни в коем случае не отдельные народности – это русские люди – плоть от плоти, кровь от крови русского народа, сохранившие даже обычаи и уклад жизни, вынесенные ими из самой Руси.

Деятельность Петра I не могла не отразиться на укладе казачьей жизни, раз общерусская жизнь была затронута во всех её уголках. Государство расширилось и почти достигло на юге своих границ. Оно шагнуло уже на Прут, Азов и Дербент, обхватив таким образом казачьи земли, которые, войдя в состав государства, этим самым очутились в круговороте общегосударственной жизни. С этого времени связь стала заменяться спайкой.

Царь Петр I потребовал от казаков большей службы и поэтому жалованье увеличил. Так Дон стал получать 5000 рублей, 6500 четвертей хлеба, 500 ведер вина, 230 пудов пороху, 115 пудов свинцу, 10 пудов железа и 430 поставок сукна. Вместе тем власть государства усиливалась в казачьих землях, где совместно с развитием русской жизни происходили преобразования, сперва на Дону, но затем распространившиеся на все войска. Некоторое исключение составляло Уральское войско, сохранившее кое-какие свои особенности.

С 1700 года по 1718 год Царь Петр утверждает выборы атамана. С 1703 года сношение с Доном происходит через Азовского, а затем Воронежского воевод, уполномоченных по пограничным делам. В 1711 году, после Прутского мира, при Запорожском гетмане учреждена коллегия из шести офицеров по назначению, без которой он не мог принимать решений. В 1715 году Дон избрал атаманов Фролова и “просил для подтверждения того себе указу, понеже им без войскового атамана пробыть невозможно”. Царь Петр им ответил: “Указали мы, Великий Государь, на Дону у вас войсковым атаманом быть тебе, Василию Фролову, по выбору всего войска донского”. А в 1718 году он утвердил “по выбору всего войска… впредь до нашего, Великого Государя, указа безвременно”.

В 1721 году казачьи войска переходят в ведение военной коллегии. В 1753 году атаман Данила Ефремов был произведен в армейские генерал-майоры. В 1775 году при донском атамане уже коллегия из шести человек и утверждено «Войсковое Гражданское Правительство», которому вверено “все хозяйственное в пределах Войска Донского внутреннее распоряжение”. Но “все, до промыслов, торговли и протчия гражданскому суду подлежащие дела производить на генеральном во всем государстве установлении и с соблюдением данных оному войску привилегий”. В 1791-1796 годах гражданские судебные дела переходят к Сенату.

   С 1827 года Атаманом всех казачьих войск становится Наследник. Этим подчеркивалось огромное государственное значение казачества. Положением 1835 года предписывалось “неусыпное наблюдение, чтобы не были нарушаемы и ослабляемы дарованные казачеству привилегии и преимущества”. Но атаманы приравнивались к генерал-губернаторам, и по существу были введены почти все губернские учреждения, называвшиеся войсковыми, – хотя на должности войсковые чины выбирались донским дворянством. До этого узаконения на Дону было 8-11 десятин в наделе, а после – 30 десятин на урядника и казака. В 1842 году это положение распространилось и на Кубань, а позднее и на другие войска; в 1860-1870 годах установилось подчинение казаков центру в деле управления суда и полиции. В конце концов было учреждено Главное Управление Казачьих Войск при Военном Министерстве.

Плеханов писал в 1878 году, побывав на Дону: “Вся русская история не что иное, как непрерывная борьба государственности с автономным стремлением общины”. Если бы Плеханов познакомился с историей образования других государств и немного поразмыслил, то он видел бы, что Русская государственность вела с общиной менее ожесточенную борьбу, чем была на Западе. Все государства складывались из общин. Поэтому борьба была неминуема. При образовании государства общины должны были слиться настолько, что бы составить однородное целое, не только механически, но даже и «химически». Иначе оно было бы нежизненно.

Само собой разумеется, что казачьи земли, вошедшие в состав государства, а Донское войско даже опереженное Ставропольской губернией, не могли не подчиниться общему закономерному ходу внутреннего устройства. Донское Войско, первое приобщившись к государству, увидело у себя зачаток даже крепостничества и расслоения казачества на сословия, к счастью это не развилось за недостатком времени. В прочих же войсках начало только зарождаться высшее сословие, впрочем на казачью жизнь влияния не имевшее.

Таким образом, казачество является заставой, выдвинувшейся вольно, стихийно, а затем руководимой и, как увидим ниже, питаемой государством.

В этом отношении поучительно проследить зарождение отдельных войск, хотя бы в грубых чертах.

Говоря о государственном значении казачества, невозможно не рассказать немного о Запорожском войске. При поверхностном взгляде может показаться, что оно принимало мало участия в русской жизни, да и то под конец своего существования. Но на самом деле оно отстаивала и сохраняло русскость и Православие в Западной Руси, можно сказать, с XIV по XVIII век, то есть со времени присоединении русско-литовских земель к Польше. Здесь борьба была более упорная и жестокая не на окраине с кочевниками, а внутри государства, старавшегося ополячить и окатоличить Западную Русь. А посему его заслуга перед Русским государством более значительна, чем заслуга остального казачества. Ибо ему пришлось вести борьбу с двух сторон без посторонней поддержки. Его же поход в польском войске на Москву в Смутное время не является казачьим походом. Ведь оно входило в состав польского войска, призванного на помощь московской знатью, желавшей посадить в Москве королевича Владислава. Так что его участие в смуте проявилось на стороне одной из боровшихся тогда сил: 1) удельное крамольное боярство, которое после смерти Царя Ивана Грозного, его врага, хотело восстановить свои преимущества; оно было настроено противогосударственно; 2) поместное новое дворянство – служилые люди, поддерживаемые в свое время Годуновым в противовес крамольной знати; 3) тяглое население, которое уже чувствовало на себе звенья сковывающей его цепи крепостничества.

Вопрос, какое войско более старое: Донское или Запорожское и, следовательно, Кубанское как преемник последнего – является спорным. И едва ли возможно его разрешить.

Нашествие татар разделило Русь, а с ней вместе и казачество. Но казачество являлось единственным звеном, соединявшим Западную и Восточную Русь до их объединения.

Надо считать, что и в Западной Руси казачество не прекращалось. Во всяком случае, в конце XIV века (времени присоединения русско-литовских земель к Польше) оно стало усиливаться, особенно в XV веке, с введением крепостничества. Одно из первых известий о казаках говорит, что они участвовали в 1410 году в походе с поляками против Тевтонского ордена. А в1540 году Сигизмунд пожаловал им земли выше Днепровских порогов, и в это же время, приблизительно были образованы 10 полков по 2000 человек. Но вскоре они перешли в Запорожье, где ядро укрепилось на острове Хортица. По сведениям Военного Министерства Запорожская Сечь была заложена в 1550 году.

Прилив в южные степи усилился после Люблинской унии 1569 года, по которой русские земли русско-литовского княжества отошли к Польше, что вызвало много перемен в государственном, хозяйственном и общественном строе русских областей. Русское право было заменено польско-немецким, русский язык изгнан из государственных учреждений, Православная Церковь преследовалась. Безграничные степи по Бугу, Днестру и Днепру стали быстро заселяться русскими выходцами из Польши, Литвы и Галиции, которые толпами бежали от государственного и хозяйственного гнета. К этому прибавилось жестокое преследование Православия польскими иезуитами. К тому же магнаты, получая в награду земли на юге, сажали на них своих крепостных. Но беглая вольница уходила еще дальше на юг. Государственная власть не противилась, видя в этом создание живой заставы от набегов татар и турок. Но всегдашняя государственная незрелость, нетерпимость и зверство поляков толкнули впоследствии эту заставу на борьбу с польским государством.

Бежали большей частью крепостные, положение которых стало невыносимо, когда к польскому или ополячившемуся (литовцу) магнату и латинскому миссионеру присоединился третий бич (самый ужасный) – еврей-арендатор, которому магнат сдавал в аренду не только свое поместье, право рыбной ловли, охоты, дороги и шинки, но и передавал православные храмы. Так что православный крестьянин не мог ни жениться, ни крестить своего ребенка, ни быть похороненным без разрешения нехристя, ни войти в свой храм (так пишет французский представитель при дворе Екатерины II в своих «Летописях Малой Руси», изданных в Париже в 1786 году). Русский крестьянин находился во власти еврея-арендатора со дня своего рождения до смерти. И этот арендатор не стеснялся пользоваться своими правами, а зачастую злоупотреблять ими, платя за то польским магнатам.

Знамя открытой борьбы было поднято Запорожскими казаками. А в XVII веке к ним присоединилось все малороссийское казачество, поднявшееся, главным образом, на защиту Православия, которое находилось в опасности, в особенности после собора в Бресте в 1596 году, где часть православного духовенства примкнула к католической церкви, образовав новую, униатскую церковь, ставшую государственной в Малой Руси и при покровительстве Речи Посполитой в то время, как Православной Церкви грозила опасность прекратить свое существование за неимением епископов для рукоположения священнослужителей. Тогда запорожский гетман Сагайдачный восстановил в 1620 году православную иерархию.

А в 1625 году Киевский Митрополит выпустил воззвание к казакам, прося их стать на защиту Православной Церкви и ее пастырей. Это воззвание дало начало той ужасной войне казаков, поддерживаемых всей Малой Русью, с поляками, которые своими жестокостями превзошли всех азиатских кочевников, – эта бойня продолжалась целый век. Летопись об этом говорит, что в Варшаве после усмирения 1637 года “…некоторые погибли от колесования, некоторые же от пыток, которых бы не могли придумать самые жестокие дикари, некоторых подвешивали на длинных гвоздях, разрывавших тело; иные же были рассечены на части. Ничто не могло поколебать зверство поляков. Они даже жарили маленьких детей на решетках или, посадив их на кол, сжигали на кострах. А тех, кто не погиб от погрома, обращали в рабство. Даже храмы не были пощажены, их оскверняли, а священные сосуды продавали евреям”. То же самое, что теперь делают большевики.

В то время, к счастью, Речь Посполита разлагалась от охватившей ее анархии. Государственная власть была совершенно безсильна перед магнатами. И когда казаки обратились к королю Владиславу в 1647 году с просьбой защитить население от произвола магнатов, он ответил: “Если вы храбрые казаки, защищайтесь сами; у вас есть сабли и сила”. С этого началось известное восстание Хмельницкого. Вся Малая Русь поднялась с ним, так как он объявил, что идет на защиту Русской земли и Православной веры. Даже Вселенский Патриарх прислал ему шпагу в знак того, что он (Хмельницкий) “предпринял защиту греческой веры”. В несколько месяцев Хмельницкий захватил всю Малую Русь и, не будучи в состоянии долго сопротивляться полякам, просил московского Царя принять ее “под свою высокую руку”. Но московские дипломаты слишком долго колебались, боясь новой войны с Польшей. И, когда в 1654 году был заключен Переяславский договор, у Хмельницкого остался только левый берег Днепра с Киевом на правом. Под покровом Москвы эта часть Малой Руси, недоступная полякам, быстро заселилась и расцвела. Между тем, как правый берег, будучи еще долгое время полем борьбы казаков, поляков и татар, представлял собой пустынные степи до присоединения всей Малой Руси к Великой.

Во время борьбы с Польшей казаки переходили на Московские земли. Так еще в 1640 году перешедшие образовали Слободскую Украину из полков: Сумского, Ахтырского, Изюмского, Харьковского, Полтавского и др. В 1686 году Польша признала за Москвой казацкие земли.

В дальнейшем малороссийское казачество принимало участие в жизни Русского государства. После Прутского мира в 1711 году из украинских казаков было выделено малороссийское войско в нынешних Полтавской, Харьковской и Екатеринославской губерниях. После Ништадского мира 1721 году все украинские войска присягнули царю Петру, а к 1750 году в степях между Запорожьем и Черным морем сидело 50 тысяч мирных поселенцев. Так что Запорожье осталось сзади. И после занятия всего северного побережья Черного моря оно потеряло смысл своего существования как застава. Защищать окраину государства от набегов не было надобности, а постоянные нападения казаков на Турцию вредили упрочению мира. Екатерина II не раз просила запорожцев остепениться, перестать бродяжничать, пожениться и осесть на землю, то есть из вольницы-голытьбы стать домовыми казаками, как то было в других войсках. Запорожцы противились этому, больше того, они препятствовали заселению нижнеднепровских степей, считая их своей вотчиной для охоты. Все это вместе взятое и заставило правительство принять общегосударственную меру, а именно, указом 1775 года упразднялась Сечь. В указе, между прочим, говорилось: “Мы не станем упоминать здесь о жалобах, приносимых к Нашему трону соседними государствами на набеги и грабежи, что запорожцы учиняют постоянно по границе… и о насилиях, совершаемых ими над своими соотечественниками, нашими подданными”. По ликвидации Сечи 5000 казаков ушли в Турцию, а главная часть вскорости была переселена на Кубань.

История Донского войска хорошо знакома, поэтому не будем о нем говорить много. Наша задача показать только, что оно образовывалось из русских людей, и что не только смешно, но и преступно утверждать о какой-то особой донской народности или казачьей вообще.

Когда зародилось Донское войско, трудно установить. Известно только, что в Куликовской битве 1380 года участвовали донские казаки, а где они жили, о том ничего не известно. В 1388 году митрополит Пимен совершил путешествие по Дону как «по великой пустыне». А в 1476 году монах Кастарини пересек степи между Доном и Волгой и встретил первое поселение только под Казанью. В документах о донских казаках впервые упоминается в 1551 году, когда турецкий султан жаловался Царю Ивану Грозному на их нападения на Крым.

Хотя в казаки на Дон люди шли безпрерывно, и «вольная сиротская дорога» никогда не зарастала, но историей не отмечены различные стадии образования и роста Донского войска. То, что многочисленные озера Донской области назывались встарь «Ильменями», дает право предполагать, что туда были выселены, многие мятежники из Новгорода и Пскова после их присоединения к Московскому княжеству. На Дон вела не дорога, а широкий шлях: туда бежали “холопы от господ, приказчики от хозяев, от долгов, стрельцы и воины от службы, а раскольники от преследования”. Все знали, что с Дону выдачи нет.

Первым поселенцам приходилось туго, часто скрывались они в степи, кормились ягодами и пили воду из луж. Неизвестно когда осели они в Раздорах при слиянии Донца с Доном и обнесли это место частоколом, устроив что-то вроде крепости, служившей убежищем. Ниже по Дону в Черкасских юртах обосновались запорожцы, которых тогда называли черкассами. Таким образом зародилось ядро войска. В него очень много вливалось новых пришельцев, и оно быстро росло. Так в 1708 году было 28 500 казачьего населения мужского пола, а всего, значит, около 60 тысяч; в 1785 году было уже смешанного населения 200 тысяч. Но иногородних тогда было слишком мало. Следовательно, рост происходил за счет пришельцев-казаков.

Образование Кубанского войска гораздо сложнее, хотя оно продолжалось каких-нибудь 80 с лишним лет. Начало же его ведется от Хоперского полка, принимавшего участие во взятии Азова в 1696 году. В 1775 году этот полк с 200 семействами саратовских крестьян был поселен по линии ниже Царицына, а в 1777 году он вместе с Волгским полком был переведен на Кавказскую линию, укрепленную Потемкиным в 1777-1778 годах от Черкасска до Моздока.

После разрушения Сечи Потемкин собрал в 1787 году всех оставшихся запорожцев и образовал «войско верных казаков», отличившихся в турецких войнах, особенно при взятии Очакова и и крепости Измаила, за что получивших название «Черноморских». После этого им отвели земли между Бугом и Днестром. По смерти Потемкина их перевели на Кубань в 1792 году* и поселили от Тамани до Устья Лабы (где русские впервые появились еще в 965 году при Святославе). За два года туда переселилось с семьями 20 тысяч, занявших Черноморскую линию в 260 верст, состоявшую из 60 постов и 100 пикетов. В 1794 году на кавказскую линию были переведены донские казаки, образовавшие с отставными солдатами Кубанский полк. В 1802 году туда приселили из Екатеринославской губернии беглых крестьян и старообрядцев.

* На приеме кошевой Головатый говорил Государыне Екатерине II: “Мы воздвигнем грады, населим села и сохраним безопасность пределов. Наша преданность и усердие тебе, любовь к Отечеству пребудут вечны, чему свидетель всемогущий Бог”. – Прим. автора.

Началась ожесточенная борьба с горцами. Казаки таяли, как снег. Для их усиления все время подселяли новых. Так в 1809-1811 годах переселили на Черноморскую линию 41 534 человека (22 206 мужчин); в 1821-25 годах – 48 392 (25 627 мужчин); в 1848-1849 годы – 14 227 (7767 мужчин) из Черниговской, Полтавской и Харьковской губерний. Таким образом за сорок лет пришло более 100 000 человек для пополнения Черноморского войска. Еще в 1832 году было образовано от Лабы до Каспийского моря линейное войско, в которое вошло 31 селение Ставропольской губернии, из которых 12 были позднее расказачены. В 1860 году было учреждено Кубанское войско из черноморцев и шести бригад линейного войска (Кавказской, Кубанской, Ставропольской, Хоперской, Урупской и Лабинской).

Внутри войска тоже все время шли перемещения по мере того, как линия продвигалась к югу. А после 1862 года на юго-запад Кубанского края в четыре года переселили 11 500 семейств кубанцев, 1065 семей азовцев и донцов, 2000 семей государственных крестьян из внутренних губерний, 600 семей солдат Кавказской армии. Были даже терцы и уральцы. Как видим, Кубанское войско составилось именно из русского народа. Это подтверждает и название некоторых станиц, где живут потомки переселенных туда крестьян: Паховская, Черниговская, Воронежская, Тверская, Рязанская, Костромская, Калужская, Пензенская и Саратовская.

По южной границе Рязанской земли сидели казаки в волости Червленый Яр. Когда она была около 1540 года присоединена к Москве, то казаков хотели перевести на Суздальскую линию. Но они (с семействами около 4 000 человек) ушли Доном до царицынской переволоки, а оттуда Волгой и Каспийским морем до устья Терека и сели по правому берегу Сунжи, где поставили городки Червленый, Шадринский, Кордюковский, Старогладковский и Новогладковский по гребню; оттуда и их название «гребенские казаки». Запуганная татарами Кабарда увидела в них своих избавителей и отправила к молодому Царю Ивану Васильевичу посольство, в котором были и казаки, просить принять ее под свое покровительство. Иван пожаловал казаков рекою Тереком со всеми его притоками.

После женитьбы царя Ивана Грозного на кабардинской княжне, Кабарда просила его послать к ней свои войска. Царские воеводы построили укрепления Терки в 1577 году (начало Терского войска) при слиянии Сунжи и Терека. После взятия Астрахани городок был переведен к устью Терека в 1586 году. Но Кабарда упросила оставить укрепления, куда позвала еще волжских казаков. Татарский шамхал разгромил его. Казаки разошлись по старым городкам. Сам кабардинский князь Мамсрюк с тремя сотнями волжской вольницы перешел в Новые Терки, где под нарядом царских воевод вместе с вновь прибывшей волжский и яицкой вольницей и пленными из ливонских и литовских земель, образовали Терское войско. После двух походов в 1594 и 1604 годах и, особенно, набега кубанского Казы-Гирея, терцев осталась третья часть. В 1680 году с Дону пришло 1500 казаков-раскольников, поселившихся на Куме. Затем они перешли на Сулак. Часть из них ушла на Кубань, к некрасовцам. Впоследствии они вместе с гребенцами переселились на левый берег Терека и поставили Червленый городок повыше устья Сунжи, а остальные четыре вниз по Тереку на протяжении 80 верст. Таким образом они объединились с терцами.

В 1763 году была основана крепость Моздок, куда по линии поселили 350 семей донцов и в 1770 году 500 семей волжских. Помимо того, по линии от Моздока до Ново-Георгиевска, вверх по Тереку и по верховьям Кумы, поселили 5000 волжских казаков. Таким образом, в 1774 году была укреплена Терская линия. В 1811 году было вселено еще 1000 донцов при вновь построенной крепости Кизляр. Наконец, в 1831 году были образованы два украинских полка, впоследствии переведенных на Терек и составивших Владикавказский полк. А в 1860 году было образовано Терское войско из Гребенских, Терских и пяти полков линейных казаков.

Об уральских, а сперва Яицких, казаках известно, что в начале XVI века они уже сидели на Урале. Туда хлынула волна с Волги и Дона после усмирения волжской вольницы в 1577 году воеводой Мурашкиным. Даже сами они назывались «донско-яицкими»* . Первый укрепленный городок Яик стоял при слиянии Рубежи с Уралом. Началом войны считается 1591 год, когда 500 яицких казаков были посланы Москвой против татарского шамхала на Северном Кавказе. В 1605 году 500 казаков отправились походом на Хиву, разгромили ее, но вернулось только 3-4 человека. Борьба же главным образом велась по границам с остатками Золотой Орды, а в последствии с киргизами, с этими последними в течении века до их присяги в верноподданстве Царю Николаю Павловичу.

    * На круг созывались так: “Послушайте, атаманы-молодцы, все донско-яицкое войско. Не пейте зелена вина, ни дарового, ни купленного – заутра круг будет”. – Прим. автора.

В конце концов, татары разгромили городок Яик. Настала пора ужасных бедствий для казаков. Они обратились в 1619 году к Царю Михаилу Федоровичу за помощью. Он пожаловал их рекою Урал со всеми притоками и угодьями с дозволением “набираться на житье вольными людьми”. На помощь были посланы воеводы, которые поставили крепость при устье Урала, а городок Яик был перенесен на место нынешнего Уральска. Казакам стали выдавать жалованье оружием и порохом. При Царе Петре I перепись дала 3200 казаков. Атаман был уже назначен, а вместе с ним и жалованье в 1500 рублей на войско и по осьмине хлеба на каждого. После пугачевского бунта войско было переименовано в Уральское и подчинено Оренбургскому губернатору. Но с 1775 года вновь имело своего наказного Атамана. Развиться Уральское войско не могло, так как вскорости были выдвинуты заставы дальше в Сибирь. К концу XIX века имелось только 15 000 служилых казаков.

 Астраханские казаки тоже берут начало от рязанских. При присоединении Рязанской земли к Москве, часть казаков спустились по Волге и осели в ее низовьях, куда к ним присоединилось много беглецов после взятия Астрахани. В конце царствования Ивана Грозного было образовано Астраханское войско. После набега кавказских татар до Самары в 1717 году была укреплена Царицынская линия между Волгой и Доном, куда посадили малороссийских казаков. Первый астраханский полк был образован в 1750 году, год начала войска. По усмирении Пугачевского бунта, волжское войско, состоявшее из Донских и Малороссийских казаков, сидевших от Саратова до Царицына, было упразднено. Часть была переведена на Кавказскую линию, а часть присоединена к Астраханскому войску, которое было преобразовано Потемкиным в 1776 году и упразднено в 1786 году, но вновь возрождено в 1801 году. По тем же причинам, как и Уральское, оно развиться не могло.

Зауралье было известно русским, как упомянуто выше, еще в XI-XIII веках. Но его завоевание началось только с XVI века.

В 1555 году татарский князь Эдигер просил Ивана Грозного принять Сибирское Царство под покровительство Москвы. В следующем году туда были отправлены русские воеводы с отрядом. Но в 1563 году Эдигер был свергнут Кучумом, который стал нападать на русские окраины, особенно же на земли Строгоновых. Что повлекло за собой в 1580 году хорошо известный поход Ермака Тимофеевича, донского казака. Нельзя не отметить, что такой государственной важности дело было совершено частными лицами по их почину. Тем более высока их заслуга.

В 1581 году Ермак взял город Сибирь, а два года спустя Царь Иван Грозный отправил отряд для принятия казачьего подарка и занятия Сибирского Царства. Казаки же ушли, по своему обычаю, дальше вглубь. В 1584 году был заложен городок Тюмень, в 1587 году Тобольск, в 1592 году построены остроги Березов и Сургут, в 1604 году Томск, 1616 году Кузнецк, в 1618 году Енисейск, в 1628 году Красноярск, в 1631 году казак Порфирьев построил городок на Ангаре, в 1632 году был основан Якутск, в 1637-1640 годах казаки достигли уже Охотского моря, а в 1644 году Амура и Сахалина. Еще в 1635 году они дошли до Ледовитого океана – был построен Олекминск, в 1644 году Нижне-Колымск. В 1648 году был возведен острог Баргузинск, а казак Дежнев прошел до самой восточной точки Сибири – Восточного Мыса, почти за сто лет до Беринга. В 1649 году Хабаров с 70 казаками из Якутска прошли до Амура и Уссури и построил городок Хабаровск. В этом же году был построен Верхне-Удинск. В 1654 году казак Байков достиг пустыни Гоби. В 1656 году был заложен Нерчинск, в 1666 году Селингинск и достигнута китайская граница. Таким образом, за один век казаки присоединили всю Сибирь. А век спустя, достигли Аляски и западных берегов Северной Америки.

В южном направлении они тоже продвигались, но гораздо медленнее. Наплыв из туркестанских степей киргизов и калмыков принудил построить линию по Ишиму, Тоболу, и их притокам, где в 1647 году один из внуков соратников Ермака укрепил монастырь Долматов на реке Исеть, и десять лет спустя построили городок Катайск. В 1720 году был возведен Усть-Каменогорск, где поселили крестьян и зачислили в казаки. В 1745 году линия прошла по Иртышу до Кузнецка, куда перевели пять драгунских полков, наделенных землей и зачисленных в казаки. В 1757 году линия продвинулась до Усть-Каменогорска, в 1781 году она спустилась еще на 100 верст, куда в 1797 году было поселено 2000 солдат, зачисленных в казаки. До начала XIX века Сибирские казаки не составляли целого войска, разделяясь на городских и линейных. Только в 1808 году было образовано Сибирское войско. В 1822 году часть из него расселилась вокруг Акмолинска промеж киргиз. Впоследствии казаки стали продвигаться южнее: в 1831 году был основан Сергиополь, в 1841 году Копал. А для усиления войска в 1845-1856 годах в казаки были обращены 40 деревень, выселившихся из России.

Праотцами оренбургских казаков являются как самарские казаки, так и сибирские, сидевшие с XVII века по реке Исеть против Киргизской орды. В 1734 году часть камских казаков была переведена на линию от Верхнего Урала до Уя против башкир и киргиз. После большого набега башкир в 1736 году линию эту сильно укрепили. А в 1744 году все жители этой местности и солдаты были зачислены в казаки. Четыре года спустя было образовано Оренбургское войско, в 1755 году назначен атаман. По Тоболу оно смыкалось с Сибирским, а по Исети и Илеку с Уральским. В 1765 году к нему приписали саратовских и заволжских крестьян, в 1777 году несколько драгунских полков и гарнизонов крепостей были посажены на землю и зачислены в казаки. В 1796 году туда перевели отряд даже донских казаков. В 1820 году были причислены к Оренбургскому войску 300 семей уфимских казаков, в 1834 году четыре батальона Оренбургского гарнизона, в 1840 году 20 000 государственных крестьян и 10 000 отставных солдат. Так что в 1848 году войско имело уже 150 000 населения.

Семиреченское войско было выделено в 1860 году из Сибирского к югу от озера Балхаш и причислено к Туркестану.

Забайкалье было достигнуто в 1643 году, а к концу XVII века там уже было три городка и десять острогов с казачьим населением в 7000, из которых 3000 служилых. Только в 1819 году были образованы полки забайкальцев отдельно от Сибирских. В 1851 году образовано и само войско, куда вошли 22 000 казаков и 29 000 поселенцев Иркутской губернии и из-под Нерчинска, вышедших из Центральной России.

Для образования Енисейского войска были выделены два полка в Иркутской и Енисейской губернии.

В 1855 году, после экспедиции к устью Амура, был образован конный полк из забайкальцев, который занял линию от слияния Аргуни и Шилки до Хабаровска. В 1858 году к ним прибавили еще 9 800 забайкальцев. В 1860 году было образовано Амурское войско. В 1861-1862 годах к нему были причислены некоторые поселенцы. В конце же XIX века и начале XX-го туда переселяли казаков с Дона и Кубани.

В 1858 году забайкальцы поселились по правому берегу Уссури, по границе. В 1889 году Уссурийское войско было выделено из Амурского с 6500 жителей. В 1894-1895 годах туда переселили 250 семей донских и оренбургских добровольцев и 60 семей забайкальцев. Перед японской войной было переведено еще 24 семьи донцов.

Из вышесказанного можно вывести, что все казаки, где бы они ни появлялись добровольно и даже без ведома государства, были русские, вышедшие из срединной России, вынесшие с собой веру, язык и обычаи и сохранившие их, несмотря на то, что жить им иногда приходилось среди других народов и чужой обстановки.

В заключении упомянем о некоторых казачьих войсках, устроенных в государственных целях и исчезнувших с минованием надобности в них как заставы.

Помимо казаков в Московской Руси, как по Оке, рязанских, волжских, камских, и других, исчезнувших, когда граница ушла далее, в наше время тоже временно существовали некоторые войска, пока в них была надобность.

Так в 1742 году было образовано Украинское войско из 20 полков по линии между Днепром и Донцом, просуществовавшее 20 лет и обращенное в слободских гусар. После Турецкой войны 1769-1774 годах по левому берегу Буга были поселены славяне из Турции, от Николаева до Ольвиополя. В 1786 году из них были образованы два полка бугских казаков. В следующем году к ним присоединили чугуевских казаков, что вместе составляло Екатеринославское войско, просуществовавшее до 1796 года. По окончании Турецкой войны 1807-1812 годов в Бесарабии были поселены добровольцы сербы, болгары и румыны, принимавшие участие в войне, которые образовали Дунайское войско. В 1856 году они вместе с Запорожцами, вернувшимися из Турции в 1829 году и поселившимися вокруг Аккермана, составили Новороссийское войско, расказаченное в 1868 году. Наконец, в 1833 году было составлено Азовское войско по берегу моря в Екатеринославской губернии из запорожцев и некрасовцев, вернувшихся из Турции. Оно просуществовало до 1865 года. Большая часть его, 500 семей, была переведена на Кавказ.

Глава II
———————————— + ————————————

Кроме своей прямой обязанности – защищать границы, казаки принимали большое участие во всех войнах Империи. Еще в Московской Руси донцы были в войсках Царя Ивана Грозного в Ливонской войне в 1579 году. В 1591 году 500 уральцев были посланы против кавказских татар. Терцы в 1594 году в составе 5000 участвовали в походе воеводы Хворостинина на подмогу Кахетинскому Царю против татарского шамхала. Через десять лет вновь. Уральцы были в войсках против Польши в течении семи лет до 1655 года. В 1687 году воевода Голицын в походе против Крыма имел 50 тысяч малороссийских казаков гетмана Самойловича, то есть половину своего войска.

Во всех войнах Царя Петра I участвовали казаки: запорожцы, яицкие, донцы и терцы. Особенно же казаки отличились при взятии Азова. Казаки ходили с войсками от Прута до Дербента, а равно и в Хивинском походе. В 1701 году донцы дали 15 000 воинов и участвовали, как и другие войска, в северной войне до 1721 года. Под Полтавой было 1000 уральцев, были терцы и донцы. О малороссийских и говорить нечего. О терцах Царь Петр I сказал так: “Людей турских и крымских побили, с Чигиринских гор окопы их, городки, обозы, наметы, пушки и знамена сбили, многие языки поймали – отчего визирь турского султана и крымский хан, видя над собой такие промыслы и поиски, от обозов отступили и пошли в свою землю”. Даже запорожцы, вернувшиеся из Турции, дали против турок в 1735-1739 годах 8 тысяч воинов, а малороссийские казаки – 20 тысяч. В Семилетнюю войну в русском войске было 12 тысяч малороссийских казаков, 15 тысяч донских участвовали в походе на Одер и взятии Берлина. Во всех походах Суворова участвовали казаки, особенно донцы. Даже в усмирении Пугачева принимали участие казаки всех войск от малороссийских до уральских.

За эти походы Дон так обезлюдел, что в станицах остались только старики, да изувеченные в боях; некому было ни пахать, ни косить; табуны пасли дети. С 1794 года принимают участие уже и кубанские казаки в войнах с Польшей и Персией. В 1793 году Государыня Екатерина II говорила о донцах: “Войско Донское безстрашно ходило на приступы и опровергало превосходные силы неприятеля в польских сражениях”. В последний год царствования Государя Павла I 22,5 тысячи Донцов выступили в Индию и дошли только до Иргиза, но смерть Павла вернула их обратно. В 1806 году два кубанских полка были в Крыму и на Дунае. А за 1806-1809 годы было взято 25 % мужского населения, тогда как наибольшим напряжением в смысле военного живого материала считается 10 % всего населения.

Помимо того, они принимали участие и в Отечественной войне, равно как и все прочие войска: главным образом донцы, выставившие по линии и против французов всех способных носить оружие; уральцы (12 полков и 600 ранее против шведов в 1809 году), оренбургцы, астраханцы и другие. В борьбе с Наполеоном казаки выставили за 1812-1814 годы 100 000 воинов, без учета охраны границ. Как они дрались, хорошо известно. Приведем только мнение французского генерала Морана, участника войны: “Какое великолепное зрелище представляла европейская конница, поблескивая золотом и сталью в лучах июньского солнца, растянувшись по берегам Немана, полная задора и смелости! И какое горькое воспоминание о напрасных передвижениях, ее изнуривших в погоне за казаками, до того времени презираемыми и сделавшими для спасения России больше, чем вся ее армия. Их видели каждый день на горизонте, растянувшихся в безконечную линию, между тем, как разведчики приближались до наших рядов. Мы строились, наступали на эту линию, которая исчезала в момент, когда мы уже подступали, и на горизонте виднелись только березы и ели. Но час спустя, когда мы кормили лошадей, нападение возобновлялось и черная линия развертывалась вновь. Мы вновь наступали, и вновь те же последствия.

И таким образом самая прекрасная и храбрая конница извелась и растаяла от действий воинов, которых она считала недостойными себя, но усилия которых были достаточны, чтобы спасти Империю, настоящим оплотом и единственным спасителем которой они являются. К нашему стыду надо добавить, что конница наша была многочисленнее казаков, к тому же подкрепленная самой легкой и наилучшей артиллерией…

Казаки вернулись на плодородные берега Донца со славой и добычей, между тем, как наши войска, столь храбрые и завзятые и столь преданные славе нашего отечества, покрыли своими трупами русскую землю”.

В войне 1828-1829 годов принимали участие не только донцы, терцы и оренбургцы и черноморцы (причем полки последних были в Крыму, на Дунае и в Польше), но и Задунайская Сечь, вернувшаяся из Турции, представителей которой Государь Николай Павлович принял сам лично: “Бог вас простит, говорил он им, Отчизна прощает и я прощаю. Я знаю что вы за люди”, – и спросил Гладкого совета, как переправиться через Дунай.

Во время Крымской войны 1855-1856 годов казачество выставило по границе и в армиях 160 000 воинов. Причем набор казаков доходил до 35 % мужского населения. Больше всего дал Дон — полки его были и на Кавказской линии, и в обеих армиях, и по берегу Азовского моря, и в Прибалтийском крае. Участвуя в имперских войнах и походах, казаки — донцы, кубанцы и терцы неустанно вели наступление на Кавказе. В приказах по Кавказской Армии Великий Князь Михаил Николаевич говорил: “Доблестные донцы в течении шестидесятилетней Кавказской войны постоянно делили с правительственными русскими войсками труды и славу военных подвигов; многие из этих подвигов займут почетное место в истории”.

А за эти 60 лет на Кавказской линии перебывало 200 тысяч донцов, и только каждый десятый вернулся домой. По поводу замирения Западного Предкавказья Государь Александр II писал Командующему войсками генералу Евдокимову: “Честь выполнения этого славного дела принадлежит преимущественно казакам Кубанского войска”.

В Турецкую войну 1877-1878 годов казачество выставило войско в 125 000 человек; составляя только 2,2 % населения Империи, они дали 7,4 % армии, то есть в три раза больше чем прочее население, к тому же со своим снаряжением и лошадьми.

В походе в Туркестан в 1876-1878 годы участвовали не только донцы и восточные казаки, но и кубанцы. Даже научные экспедиции в Среднюю Азию не обошлись без казаков (в 1889, 1890 и 1893 годах).

Француз Тревеню так писал о казаках: “Терпеливый, трезвый, неутомимый и храбрый до безумия… в снегах Балкан, как и под палящим солнцем Туркменских степей, он всегда одинаков в голоде, жажде и холоде. В опасности и при всевозможных лишениях он всегда хранит добрую детскую улыбку, тверд и непоколебим в Православии и в преданности Царю”.

А Государь Мученик в своей грамоте писал в 1906 году о казачестве: “Неустанно преследуя светлую цель развития зародившегося тогда грозного могущества Государства Российского, оно с тех пор неизменно беззаветною самоотверженностью своей и безпредельной преданностью всех своих сынов Престолу и России, став оплотом на рубежах государства, богатырской грудью охраняло и содействовало расширению его пределов… всегда с одинаковой любовью и храбростью становясь в ряды защитников чести и достоинства Российской Державы, казаки стяжали себе постоянно присущим им духом воинской доблести и многочисленными подвигами безсмертную славу и благодарность Отечества”.

В мирное время, после замирения Кавказа, казачество, кроме своих прямых обязанностей, стало вести внутригосударственную службу. В 1875 году оно могло выставить 175 тысяч воинов и было причислено к кавалерии. Перед Великой войной его полки только первой очереди почти равнялись регулярной кавалерии, составляя более трех четвертей ее, с полками же второй и третьей очереди более, чем в два раза, многочисленнее ее.

Казачьи полки были разбросаны по всей Империи:

Донское войско – два полка гвардии Государя и Наследника, затем по полку стояло в Екатеринославе, Москве, Августове, Ковенской губернии, Гродненской, Калишской, Полоцкой, Подольской, два в Люблинской, один в Одессе, Мехове, Владимiре Волынском, Радзивилове, Замостье, Томашеве и Каменец-Подольске.

Кубанское войско – две сотни конвоя, две сотни в Варшаве, семь полков в Закавказье, один в Ашхабаде, один в Мерви и один в Каменец-Подольске.

Терское войско – две сотни конвоя, два полка в Закавказье и один в Хотине.

Астраханское войско – две сотни в Бухаре.

Уральское войско – одна сотня в Петрограде, один полк в Киеве, один в Полоцкой губернии и один в Самарканде.

Оренбургское войско — сотня в Петрограде, две в Гельсингфорсе, один полк в Харькове, один в Варшаве, один в Волочиске, три в Туркестане.

Сибирское войско – три полка на Китайской границе.

Забайкальское войско – один полк в Уссурийском крае.

Из всего вышеизложенного видно, какое положение занимало казачество в Русской армии. Поэтому, когда в 1870-1874 годах был поднят вопрос об упразднении Донского войска, военный министр был против, потому что: 1) донские казаки, перейдя на солдатское положение, должны были бы платить подати в два раза больше, чем крестьяне, чтобы окупить только полки первой очереди; 2) потребовался бы единовременный расход в 20 миллионов рублей при переводе на солдатское положение; 3) ставши крестьянами, донские казаки дали бы гораздо меньше воинов, сравнявшись с прочими губерниями; 4) не было бы возможности выставлять полков второй и третьей очередей. Это касалось только Донского войска. А при упразднении всех войск Европейской России (Дона, Кубани, Терека, Урала, Астрахани и Оренбурга) Империя лишилась бы почти двух третей своей конницы. Причем эти две трети снаряжались своими средствами. О военной же ценности казаков капитан Ниссель, а теперь генерал, познакомившись с ними в бытность свою в России, говорит: “Полки первой очереди не заставляют желать ничего лучшего ни в смысле духа, ни в военном обучении. Полки второй очереди лучше запасных любой из европейских армий, призванных во время мобилизации, так как по крайней мере две трети казаков прослужили 3,5 года, не считая подготовки. В смысле дисциплины и умения владеть оружием, они не уступят ни в чем европейской коннице”.

На всем протяжении нашей истории казаки служили заставой от набегов, завоевателями обширных окраин и проводителями в них русскости и государственности, воинами в первых рядах против врагов своей Отчизны и, как увидим ниже, не раз являлись гражданами-установителями закона и порядка в трудные времена нашего Государства. Их сила и государственное значение увеличивались вместе с ростом войск. Так в 1725 году насчитывалось во всех войсках 85 тысяч воинов; в 1740 году – 150 тысяч, в 1875 г. – 175 тысяч, и в последнюю Великую войну они дали 450 тысяч воинов всех очередей и внутренней службы. Это войско растянулось по всему фронту от Месопотамии до Балтийского моря. Их подвиги и их значение в сражениях слишком еще свежи в памяти, чтобы о том распространяться.

Говоря о государственном значении казачества, нельзя обойти молчанием разбои и бунты, приписываемые совершенно несправедливо казачеству как таковому. Эта темная страница в жизни казачества такова же, какие есть в жизни каждого общества или государства.

В какой стране и какой ее части в старое время не разбойничали? Ведь каждый барон-феодал был тем же разбойником. На Руси тоже удельные князья нападали друг на друга с целью поживиться. Да и так набирались шайки «добрых молодцев» погулять. А когда стала утверждаться государственность и устанавливаться порядок «добрые молодцы» вышли за пределы досягаемости власти. И образовалась так называемая голытьба, которая поднимала бунты. «Домовые казаки», то есть собственно войска, никогда в бунтах участия не принимали, а наоборот, – помогали их усмирять. Иногда из простого похода голытьбы с целью грабежа вырастали целые восстания, потому что была благоприятная почва: 1) гонение на раскольников, и 2) закрепощение крестьян. С половины XVII века, когда казачество стало втягиваться в государственный круговорот, в нем произошло расслоение: войска воспринимали государственность, а голытьба желала по прежнему «гулять», не получая никакого жалованья. А «гулять»-то уже не всегда можно было, ибо Москва иногда хотела поддерживать мирные отношения с соседями. Тогда голытьба обрушивалась на своих, поднимая на своем пути крестьянство. Так было со Степкой Разиным, которого на Дону схватили казаки, и сам атаман отвез его в Москву и там присягнул на верность Царю, а в 1671 году в Черкасске присягнул весь круг:

“Даем Великому Государю обещание перед Святым Евангелием, целым войском, а кто из нас на обещание не пойдет, того казнить смертью по воинскому уставу нашему и ограбить его животы”. По поводу бунта Скалозуба в 1683 году атаман донской Минаев писал в Москву: “Скалозуб, ходя на низ, на Волге, без пристанища, пропадет скоро, потому что его на Яик и в другие места никуда не пустят”. Сам Скалозуб пошел на калмыков по Уралу, разгромил их, и голытьба его заслужила прощение. В 1688 году на кругу “всем войском” решили выдать Москве нового бунтаря Самойлу Лаврентьева. В разгар Шведской войны вспыхнул бунт Булавина против войсковой старшины. Голытьба требовала прежней вольницы. Дон отправил на усмирение 10 тысяч казаков (не только своих), за что получил от Царя Петра I такую грамоту:

“За многие их и верные службы, особливо которую учинили в 1705 году в возмущение Астраханское, на вечную им, и детям их, и сродникам славу… а которые из донских и иных запольных рек казаки, забыв страх Божий и к нам, Великому Государю, свое обещание и заповеди святые апостольской соборной Церкви, явились в расколе и в иных противностях, и тех они, по верной своей к нам службе, казнили смертью и ни до какого злого намерения тех возмутителей и не допускали, а иных ради подлинного розыску, переловя, присылали к нам, Великому Государю, к Москве”.

Даже из 15 тысяч украинских казаков, поднятых Мазепой, очень мало последовало за ним в Бендеры. Последний крупный бунт – Пугачевский, якобы казачий, является на самом деле крестьянским. Как раз произошло освобождение дворян. Крестьяне тоже ожидали своего освобождения. Ходили слухи, что царь хотел освободить, да дворяне не допустили. Слухи эти были не без основания, так как Государыня Екатерина II думала это сделать, но не решилась пойти против дворян, которые ее и на престол посадили. Как раз в это время появился Емельян Пугачев с голытьбой, выдавая себя за царя, обещавшего раскрепощение. В усмирении этого бунта участвовали казаки всех войск, даже запорожцы.

Казачество не только служило России, как застава или часть войск в походах против ее врагов, но и принимало весьма существенное участие в жизни государства, как часть целого, и в трудные времена своим участием давало перевес установлению порядка и законности. Очень хорошо всем известно значение казачества в Смутное Время, а именно в прекращении разногласий в Москве в 1613 году и в выборе нового Царствующего Дома.

Смутным Временем заканчивалась Удельная Русь. Удельная знать, или как ее тогда называли «княжата», воспользовавшись прекращением правящей линии Московских князей, их сильных соперников, хотели вернуть свои преимущества и посадили царя из своих – Шуйского, а затем призвали польского королевича, которого хотели посадить при помощи войска польского, чем и сделались изменниками в глазах народа. “Начальницы же паки восхотеша себе царя от иноверных, народи же ратнии не восхотеша сему быти”. Второй борющейся силой являлись новое служилое поместное дворянство и казаки. Это были, как бы их теперь называли, государственно мыслящие люди. Третьей силой – тяглое население, начинавшее уже чувствовать на себе ковавшуюся цепь крепостничества. Поэтому «княжата» как сословие не участвовали в ополчении, которое было заложено простым людом. Когда же было составлено маленькое ополчение и выяснилась возможность народного движения, позвали Пожарского, к которому в последствии примкнули и воеводы. Ополчение, пришедши в Москву, не могло разрешить государственного вопроса, так как сталкивались разные интересы, и смута могла возникнуть вновь.

Вмешательство казаков положило всему конец и предрешило судьбу России. В ополчении и в московском гарнизоне говорили: “во всем казаки бояром и дворяном сильны, делают что хотят”. А казаки еще с 1612 года выставляли в Цари Михаила – Филаретова сына. На Соборе решающее значение имело известное выступление “славного Дону атамана”. Лев Сапега говорил Филарету, что “посадили сына его на Московское Царство Государем одни казаки донцы”. У шведов тоже сложилось мнение, что при выборе Царя все делалось при казачьем засилии. Не оставались безучастными к судьбам Руси и гребенцы на далеком Тереке, – они шли в Москву со своим царем. Но еще с дороги повернули обратно, узнавши, что царь уже избран.

Полтораста лет спустя, в 1767 году, центральная власть призвала казачество к государственной жизни, донцы участвовали в выборах в Законодательную Комиссию.

Следующее выступление казачества в жизни государства, имевшее решающее значение, было триста лет спустя, в 1904-1906 годах. Если тогда не развилась Смута, если Россия не была разрушена, то только благодаря казакам. Об этом как-то сразу забыли. Казачество пришло, сделало великое государственное дело и так же незаметно ушло в свои степи. И говорить об этом перестали. Ни власть, ни история не подчеркнули. Правда, Государь-Мученик писал в 1906 году в своей грамоте Донскому войску, что: “казаки всегда с одинаковой любовью и храбростью, становясь в ряды защитников чести и достоинства Российской Державы, стяжали себе…” и т.д. Но дело шло не о чести и достоинстве, а самом существовании России.

Все потому, что казаки всегда были какими-то пасынками России. О себе кричать, или блистать, и, где надо, мозолить глаза они не умели. Это просто серые герои, помнящие завет отцов – любить свою Отчизну. Для правящих кругов казак был «казачком на запятках». А для общественности – какой-то злодей, препятствующий развитию новой мысли. И эта общественность так прославила и очернила в печати казаков, что внесла в простую казачью душу сомнение, не являются ли они на самом деле палачами мысли. В конце концов вышло так, что, нанесши первый удар разрушительной силе, стремившейся уничтожить государство, они, якобы совершили преступление. Хотя 12 лет спустя и правящие круги и общественность бросились спасаться к этим же презираемым и ненавистным казакам, которые приняли на себя удар разрушительной стихии и дали 80 % воинов для борьбы с ней, составляя всего 2,5 % населения.

Еще у всех свежо в памяти, при каких обстоятельствах и как вели казаки борьбу с большевиками. Вновь выказывали они примеры вековой удали и храбрости. Указать хотя бы на то, что на речке Сосыке три сотни кубанцев разбили 40-тысячную Сорокинскую Армию. Но не только об этом, а и о первостепенном значении казачества в Белом движении как то замалчивается. Разговоры идут о Добровольческой Армии, но забывают, что она на 80 % состояла из казаков. Правда, верхушка и руководители были не казаки. А хорошо ли они руководили, что все оказались в беженстве! Действовать же казачеству помешали, когда уже Атаманом Красновым было заложено прочное основание не только местного порядка, а, может быть, и государственного значения. Точно так же, как в 1917 году помешали казаку Корнилову спасти Россию, на сторону которого стало сразу все казачество и о котором атаман Каледин говорил: “он казак прежде всего, думающий прежде всего об Армии и о благе России”. Но казакам не дали возможности творить казачье дело – спасать Отчизну; и обстоятельства в 1917 году были не те, что в 1904-1905 годах. В первую Смуту не было войны, обезкровившей казачество. Оно было в полной своей силе. Притом же 1917 году казаков была горсть в сравнении с 15 миллионами поставленных под ружье. Да и горсть эта была рассеяна по всему фронту. Но это нисколько не помешало бы казакам, если бы Временное правительство, вместо того, чтобы опереться на них, как прежде, не объявило войны им самим, мобилизовав два военных округа Московский и Казанский. Ведь первое выступление большевиков 3-5 июля 1917 года было подавлено только двумя донскими полками – первым и четвертым и 6-ой гвардейской донской батареей. В столице среди миллионного населения и при войсках в сотни тысяч нужно было только два полка казаков, чтобы установить порядок. Если бы ему не помешали, казачество восстановило бы порядок и во всей стране. Каледин выражал мнение всего казачества, телеграфируя Временному правительству, что “казачество захвата власти одною частью населения никогда не признает”. Настроение же казачества выразилось на Общеказачьем Съезде в Августе 1917 года, вылившемся в Казачий Союз всех тринадцати войск от Черного моря до Тихого океана*. От его имени Каледин заявил на Государственном Совещании (некоторые положения):

1. Казачество стоит на общенациональной и государственной точке зрения...

4. Казачество с гордостью заявляет, что казачьи полки не знали дезертирства.

5. Казачество не сойдет с исторического пути служения Родине с оружием в руках на полях битв и внутри в борьбе с изменой и предательством...

16. Россия должна быть едина, и должен быть положен предел сепаратистическим стремлениям в самом зародыше. А равно и власть должна быть едина в центре и на местах.

И казачество, конечно, не сошло бы с исторического своего пути, если бы ему Временное Правительство не объявило войны.

При Союзе даже были организованы курсы для подготовки агитаторов из частей на фронте в противовес большевистским.

* В Союзе были представители: Дон – 6, Кубань – 5, Терек – 4, Оренбург – 3, Урал – 2, Астрахань – 2, Сибирское войско – 2, Енисейское – 1, Красноярское – 1, Амурское – 2, Уссурийское – 2, Забайкальское – 2. - Прим. автора.

Глава III
———————————— + ————————————

В русском простонародье очень много здравого смысла и большой запас русскости, а равно и имеются все данные для развития гражданственности, которая, не имея возможности проявиться и развиваться, находится в скрытом виде. Другая же часть русского общества недостаточно «русская», чтобы слиться непосредственно с ним (простонародьем). Казачество может явиться спайкой, как выработавшее в себе ясное представление о государстве и общегосударственных задачах, равно как и рассадником государственности и порядка, как утвердитель и охранитель закона в стране, как своего рода «партия» оздоровления страны.

Мы видели, что казачество, выходившее из русского народа (нельзя сказать «вышедшее», так как выделение в казаки продолжалось до половины XIX века) на протяжении всей нашей истории, имело огромное значение в государственной жизни как застава, как часть русского войска и, наконец, как деятельная и сознательная часть населения России.

По достижении и закреплении государством своих границ, в дальнейшем заставы не нужны будут, разве, может быть, кое-где в Азии да на Кавказе, где терские казаки служили заставой до самого последнего времени, и где, немного необдуманно, Главным Командованием были вооружены горцы. Это может вернуть нас ко временам первой половины прошлого столетия.

Существует мнение, что казачество как часть русских войск отжило и не может представить никакой отдельной, как раньше, силы. При таких удачных изобретениях истребительных машин, как подводная лодка, самолет, броневик, танк и т.п., да прибавить к ним удушливые газы, конечно, казачья лава, причинившая столько бед французам в Отечественную войну, не применима. Но принимая во внимание наши пространства и недостаток железных и автомобильных дорог, можно признать,

что конница еще скажет свое последнее слово. К тому же наши ближайшие соседи, с которыми возможны войны в недалеком будущем – Польша и Румыния, не будут вооружены усиленно ни броневиками, ни самолетами. И казачьи полки будут к месту. Главное же, не надо забывать Азии, где и лава и все сноровки казачьи будут вполне применимы.

Поэтому даже с этой точки зрения надо отбросить совершенно предположение о том, не отжило ли казачество свое время, не является ли оно пережитком прошлого. На самом деле, какой смысл существования Донского войска, когда Ставропольская губерния его опередила? Какая разница заключается для Государства в Донской области, с одной стороны, и Воронежской и Ставропольской губерниях с другой? На первый взгляд никакой. Но разобравшись в событиях последних лет (Война и Смута) и изучив духовный склад казачества и уклад его жизни, неизбежно придешь к заключению, что разница огромная.

Как мы видели раньше, по причине, сложившейся по внешним обстоятельствам и географическому положению жизни крестьянства, оно не могло выработать и развить в себе гражданственности, столь необходимой в Государстве, особенно в годину лихолетья.

Жизнь же казачества сложилась иначе. Выходя далеко за пределы покровительства власти, казаки принуждены были вести самостоятельную жизнь. Свободное житье представляло полный ход личному почину, последствия которого влекли за собой и ответственность тоже личную. Постоянная же опасность вырабатывала личные качества, промеж которых самостоятельность занимала первое место. Борьба со степью указала на общность интересов не только отдельных казаков, но и отдельных артелей, а в последствии станиц. Так что, защищая свое войско, казак защищал свою станицу и тем самым самого себя. Но он это ясно сознавал. Хотя в войсках и было общинное владение, но вековая борьба за общее имущество и постоянная возможность его потерять выработали в казаках привязанность к нему и готовность всегда стоять за него. Войско чувствовало себя единым целым.

Уходя от русского государства, казачество уносило с собой уклад русской жизни данного времени, который бережно и упорно сохраняло, несмотря на окружение чужими народностями. А может быть, именно поэтому и сохраняло. Много говорят о каком то особом казачьем быте, ничего с общерусским не имеющим: вольность, самоуправление, круг, выборный атаман и прочее. Чем ниже стоит государственность, тем меньше обязанностей несут граждане, и тем больше личной вольности. Так и в казачьих землях полная вольность должна с ходом развития государственности улечься в рамки гражданских обязанностей. И тогда, как на Руси государственная жизнь требовала не только изменения взаимоотношений, но и замены одних другими, казаки могли сохранить их почти в чистом виде до XIX века.

Образ вольного казачества – Запорожская Сечь – была не чем иным, как древнерусской дружиной. Как мы видели, такие же «сечи», в менее развитом виде послужили ядром всех войск. В дальнейшем, Круг или Рада – это же Вече. Но только атаманы бывали не из определенной семьи, как князья из Рюриковичей выбирались. Да и то на Дону, где государственность достигала высшей ступени, чем в прочих войсках, к концу XVIII века стал уже образовываться правящий класс – старшина, занимавшая почти наследственно войсковые должности, а бывали случаи, что атаманство переходило к сыну. Равным образом и Богдан Хмельницкий прочил своего сына в гетманы.

По древнерусскому обычаю Круг собирался на площади у церкви или часовни, а если таковой не было, то выносили икону сперва Иоанна Крестителя, а затем Спаса или Николая, вокруг которой и собирались. Постановления Круга были обязательны и строго исполнялись, противление им влекло за собой смертную казнь. Атаман являлся исполнительной властью и распоряжался всеми нравственными и вещественными силами войска в виду достижения блага всех и каждого. Постоянная опасность и необходимость самозащиты выработали железную дисциплину, причем в корне своем дисциплина была не наружная, не со стороны она шла, а внутренняя, добровольная, вырабатывающая сознание долга, качество столь ценное и необходимое для гражданина. “Куда ты (атаман) глазом кинешь, туда мы кинем свои головы” (Ник. Краснов. «Исторические очерки Дона»). Общеизвестна дисциплина в Запорожье во время похода.

Именно, к казачеству применимо выражение “так тяжкий млат, дробя стекло, кует булат”. Под тяжкими ударами извне казачество сохранило, кроме строя жизни, свою русскость: веру*, речь, обычаи, нравы, предания и песни, то есть душу, – и даже женскую одежду. Соловьев писал так: “Многое переменилось в государственном строе России с X до XVII века, от времени ласкового киевского князя Владимiра до времен Великого Государя всей Великой, Малой и Белой России Самодержца; но удальцы по прежнему шли в степь «поляковать».

* Так донцы, переселившиеся в верховья Кубани в ст. Беломечетенскую, перевезли туда и свою деревянную церковь, где и сложили ее вновь. - Прим. автора.

Таким образом, русскому народу была возможность через целый ряд веков петь свою песню на один лад, потому что содержание ее было живо перед его глазами: богатырь не умирал в казаке, и наши древние богатырские песни в том виде, в каком они дошли до нас, суть песни казацкие о казаках.”

Благодаря своей обособленности и предоставленности до некоторой степени самим себе, войска вынуждены были к самостоятельной общественной жизни; а отсутствие крепостничества и расслоения, как на Руси, спаяло войско в единое целое. Все вместе взятое выработало довольно ясный взгляд на государство и на обязанность по отношению к нему.

Итак, казачество сохранило свою полную русскость, чего нет у высшего слоя русского общества, и развило и не раз проявляло гражданственность и здравую государственность, что видимо отсутствует (ибо находится в скрытом состоянии) у 80 % русского населения. Это ясно вырисовалось в Великую Войну и Смуту. Как справедливо заявил генерал Каледин от имени Казачьего Совета в 1917 году, казачество, во всех своих войсках не знало дезертирства. Ведь, причиной тому был не страх перед наказанием (страх этот поддерживался во всей армии), а сознание долга. Пусть это сознание перед Отчизной было несколько смутно, не вылившееся в точную научную форму, но его было достаточно, что бы казаки не только сами не покидали поля сражения, но привлекались к борьбе с бегством солдат. В мае 1917 года 29 полков и 30 отдельных сотен занимались этим. В июне же было уже 45 полков и 65 сотен. Они поддерживали порядок на железных дорогах на многие сотни верст, а равно и в тылу. И казак, которому в мирное время или даже в войну относились свысока, в минуту опасности пришел молча и занял ответственное место в государственной жизни, то есть должное ему положение.

В самый расцвет «миролюбия и вольностей» в первое время Смуты, посланные от частей на казачий съезд в Киев имели наказы: поддерживать порядок и продолжать войну, как того “требуют честь и достоинство России”. Этого требовал веками закалившийся казачий дух. Когда же два полка 4-й и 1-й, стоявшие в Петрограде начали разлагаться, и Войсковой Круг пригрозил им поголовным исключением из казачества, они сразу переменили настроение и усмирили большевистское июльское восстание. Какая сплоченность, какая духовная связь с войском проявилась в этом на первый взгляд ничтожном явлении.

После захвата власти большевиками все казачьи полки вернулись домой в полном составе, некоторые из них походным порядком. В этом отношении отличился 6-й донской, который прибыл на Дон только в феврале 1918 года с полковым командиром во главе, пройдя весь путь в боях с латышами. Ни правительство, ни общество не заметили в этом, что за силу государственную представляют казачество, и объявили ему войну. Ни в 1917 году, когда казачество еще могло спасти Россию, если бы ему дали возможность, ни позже, при Белом Движении, когда вновь казачество могло сплотиться для спасения Отчизны, те же государственные мужи не учли, какую ценность в государственном смысле представляло казачество. Ведь недаром большевики истребляют его просто уничтожением, высылкой на север и разжижением. Но казачество неистребимо. В России оно живет. Только сильнее стало биться казачье сердце, и устойчивее стал казак в своих взглядах и понятиях.

В беженстве тоже (впрочем, здесь те же люди) не видят в казачестве той государственной ценности, которую оно из себя представляет. Нашим руководителям нужен казак с нагайкой и шашкой, по первому знаку бросающийся, сломя голову, не рассуждая и сам не зная куда.

Неужели им не ясно, почему Белое движение началось в казачьих землях, и в нем участвовало 80 % казаков. Ведь, это не простая случайность – это историческое явление огромного значения, в русской же жизни в особенности. Только казачество при его государственном самосознании и зрелой гражданственности могло приступить к государственному строительству. Так, например, среди океана безпорядка и неразберихи, когда на Дону только в 10 станицах из 252 не было большевиков, атаману Краснову, этому безусловно талантливому государственному человеку, удалось установить порядок и закон и в течении нескольких месяцев учредить государственное образование на основах свода Законов Российской Империи, а для войска было принято постановление Круга (статья 25): “Все воинские части, как постоянной армии, так и временно вызываемые по мобилизации, руководствуются законами, уложениями и уставами, изданными в Российской Империи до 25 февраля 1917 года”. В разгар страстей и разнузданности, 1918 год, Атаман Краснов, установил обязательную службу от 19 до 40 лет и в два месяца набрал 50 тысяч войска только на Дону.

Или такое явление: на Кубани в одной станице объявляют набор семи возрастов, а казаки самочинно явились за восемнадцать. Что их гнало? Внутренняя дисциплина, вырабатывавшаяся в течении веков. Казак с молоком матери всасывает сознание, что он должен отстаивать свою землю, свою Отчизну. Перед ним стоял целый ряд предков погибших в борьбе. Не только завет, но и оружие передается из рук в руки с наказом от дедов. Казак должен подчиниться общему настроению, он не может не исполнить своего долга, ибо от него откажется станица, а может быть, и войско. Он боится общественного мнения. А где есть общественное мнение, там и есть гражданственность.

Потеряв до некоторой степени свою русскость и отколовшись от народной гущи, высший слой прервал всякую связь между ею и центральной властью, между крестьянством, то есть 80 % населения, и приемлемым для него Хозяином Русской Земли* . Образовалась непроницаемая стена. Исторически-духовные нити оборвались. Это ясно показал ход событий Смуты.

* Государь Александр II как-то заявил на одном из заседаний Совета: “Я вообще не доволен отчетами губернаторов и министров. Покойный Государь часто поручал их мне рассматривать: признаюсь, с особым презрением читал я отчеты бывшего министра народного просвещения и бывшего министра государственных имуществ. Что это были за отчеты? Одна лесть и лесть, а самое дело все спутано или о нем вовсе не говорится” (з записок графа Протасова).

Оторвавшись от народной гущи, высший слой, а с ним и правящий класс терялись при наступлении грозных событий, не зная, как поступить. Так, в письмах Государя Мученика читаем: “А господа министры, как мокрые курицы, собирались и рассуждали о том, как сделать объединение всех министерств, вместо того, чтобы действовать решительно... Говорят много, но делают мало... Ни на кого я не мог опереться... Без того у нас вообще мало людей с гражданским мужеством, как ты знаешь, ну а теперь его почти ни у кого не видно... Никто у нас не привык брать на себя, и все ждут приказаний, которые затем не любят исполнять... В Петербурге менее всего видно смелости власти, и это, именно, производит странное впечатление какой-то боязни и нерешительности, как будто правительство не смеет открыто сказать, что можно и чего нельзя делать”. - Прим. автора.

Для изжития Смуты необходимо удовлетворить вековое стремление крестьянства к собственности. Но первое время по свержении большевиков, после столь долгого бушевания страстей, когда устои государства и семьи расшатаны, когда понятие об обязанностях, долге и чести подорваны, личность придавлена, гражданственность преследуема, – казачество может и должно занять свое историческое положение в возрождении России как государственно настроенный и стойкий элемент, на который вполне может опереться центральная власть, с одной стороны, как на вооруженную силу, а с другой – как на очаги законности и порядка, как на живой пример в том.

Но, конечно, не то казачество-вольница, о котором мечтают некоторые из самостийников, твердя лишь о казачьих вольностях и правах. Прежнее понятие о казаке, скакавшем на полудиком коне по степям, или о запорожце, мчавшемся на чайке по Синему Морю, когда за пахоту казнили смертью, надо забыть, раз уж и степей то нет (все распаханы), раз броневики бегают, самолеты летают, а в Синем море подводные лодки.

Будущее казачество – это часть населения России в 6 миллионов (с иногородними, как увидим ниже), сидящая на 50-ти миллионах десятин земли, граждане хлеборобы, твердые в русских обычаях и вере, вполне сохранившие свою русскость и давшие значительный образованный слой, который прикреплен вековой связью к гуще. Объединенное в Казачий Союз всех войск, оно представит большую государственную ценность для Центральной власти и станет на свой исторический путь “служения родине с оружием в руках на полях битв и внутри в борьбе с изменой и предательством”. Если 500 тысяч фашистов и 600 тысяч большевиков достаточны чтобы держать всю страну, то 2 миллиона казаков (в казачьей жизни было в обиходе, что набирали 30 %) смогут, в случае надобности, поддержать порядок. Помимо того, как было сказано выше, казачество может служить спайкой между расколовшимися слоями русского народа, как близко стоящее к крестьянству по своему положению, с одной стороны, а с другой – примыкающее образованным своим слоем, не потерявшим русскости, к русскому высшему слою. И своею русскостью оно благотворно повлияет на высший слой, а государственностью на “интернациональную интеллигенцию”. И казачество будет казачеством, пока не сольются в одно целое расколовшиеся слои русского народа, и пока границы нашего Государства будут в опасности, или пока на окраинах будет вестись борьба с русскостью, как это теперь происходит в западной части, отошедшей к Румынии, Польше, Литве, Латвии и Эстонии. Одна Польша поработила более 10 миллионов русского населения, половина которого в Гродненской, Виленской, Минской, Волынской и Холмской губерниях (причем русского населения там от 50 % до 91 %, а поляков всего 0,2 % – 14 %, а в Восточной Галиции русских 74 %, а поляков 12 % – большая часть городское население и помещики.

Этим мы вернулись к положению которое существовало при Царе Алексее Михайловиче, и вековая борьба западного казачества (наших предков) оказалось тщетной. Ее надо начинать сначала, так как идет сильный напор на русскость и на Православие в отошедших от России областях. Может быть, было государственной ошибкой упразднение западного казачества. Может быть его следовало насадить по всей западной границе на землях, оказывавшихся свободными вместо того, что бы раздавать их помещикам. Принимая во внимание успешную борьбу западного казачества за русскость и Православие, можно сказать, что тогда, по всей вероятности, нам не пришлось бы быть свидетелями отпадения от России ее западных областей.

Поэтому можно придти к заключению, что не только казачество не отжило своё, почему его следовало бы упразднить, но наоборот, его следует возродить и по западной границе в общегосударственных целях.

Но казачество должно само оправиться от войны и Смуты и залечить свои раны, особенно нанесенные его злейшим врагом – социал-большевиками. Ему нужно окрепнуть, а для этого необходимо разрешить некоторые насущные вопросы, связанные с землеустройством и службой.

В правящих кругах в столице ходило выражение: “Что казаку нужно? Донцу шашка да пика…, а пластуну пузо. И всё будет благополучно”.

Но не только это нужно было и будет казаку, что бы вести и в дальнейшем тяжелую службу.

До 1835 года казаков забирали всех и старых и молодых, кто только мог носить оружие. С 1835 года все казаки, кроме духовенства и калек, служили 30 лет: 5 лет действительной службы и 25 внешней. С 1863 года 25 лет внешней сократили на 15. По узаконению 1875 года служить обязаны все казаки с 18 лет со своим снаряжением и лошадью: 3 года подготовительных, 12 лет действительных, 5 лет запаса, а затем войсковое ополчение. Причем казак привязан к своему войску, за его приделы он не может выехать без особого разрешения и, возвратясь домой после первой очереди, еще несколько лет должен содержать коня, не производя им никаких работ. Помимо того, снаряжение казака на службу тяжелым бременем ложилось на хозяйство. Иногда, снарядив трех сыновей, казак совершенно разорялся. Собственно, снаряжение не отзывалось губительно на хозяйстве, когда на казачьих землях было мало поселенцев, и самим казакам жилось привольно. Так, например, до положения 1889 года о земельном устройстве на Кубани, казаки пахали, где хотели. Такое положение сохранилось в некоторых Сибирских войсках и в Уральском*. Но последнее время запасные земли в главных войсках сильно истощились, потому надел уменьшился до размера, неспособного снарядить казака. Кроме того войско должно было содержать себя: все гражданское управление, тюрьмы, суды, учебные заведения, пенсии чиновникам и офицерам, дополнительное жалование Наказному Атаману и т.д. Но своими средствами оно не распоряжалось. Хотя войсковые капиталы считались войсковым достоянием, они находились, в действительности, в ведении военного министра. Так что придти на помощь казаку в необходимой мере войско не могло. Точно так же не могло производить улучшения в своей жизни: ни в духовном отношении, ни в хозяйственном. Это препятствовало войску идти навстречу запросам жизни. А вместе с тем население увеличивалось, жизнь осложнялась. Вследствие чего и войска и казаки беднели. В свое время генерал Куропаткин, побывав на Дону, нашел, что необходимо выдавать пособие в 100 рублей казаку, выходящему с конем. В 1904-1905 годах на Кубани выдавали конному 100 рублей, а пластуну 50 рублей. В 1906 году Наказной атаман кн. Одоевский доносил: “При исполнении бюджетных предположений Донское Войско в недалеком будущем будет поставлено в совершенную невозможность выполнить лежащие на нем обязанности по войсковой повинности и по управлению областью”. Во время войны, в 1916 году за павшую лошадь казаку выплачивалось 150 рублей, а лошадь стоила 300 рублей и более.

* В Уральском войске каждый казак на действительной службе получает наемку, которая составляется из взносов в войсковую казну казаков в возрасте от 17 до 51 лет, не находящихся на действительной службе. - Прим. автора.

Между тем казачьи земли очень богаты, по крайней мере в Европейской России. И при правильном ведении, хозяйство, как войсковое, так и казачье, могло бы быть поставлено на высокую ступень. По Дону и Донцу имеются залежи каменного угля на 15 000 кв. верст, предполагается 3 000 миллиардов пудов. Последние годы добывалось 75 % всей русской добычи. Есть залежи и в Кубанской области. Помимо того, последняя давала 5,5 миллионов пудов нефти в год, а Терская 75. На казачьих землях имеются залежи золота, серебра, меди, марганца, цинка, свинца и железа. В Европейской России они давали 4/5 всей пшеницы, свыше трети ячмени, до 3/4 шерсти, каменного угля, свинца и почти все серебро.

Чтобы представлять из себя единое сплоченное, крепкое войско, могущее выставить хорошо снаряженных и обученных казаков, оно должно быть хозяином своей земли и иметь в своем ведении всех живущих на ней, то есть принять в свой состав всех иногородних, которых оно найдет способными к этому. Ведь в сущности ничего нового не должно произойти. Как мы видели, в казачьи войска вливались свежие силы вплоть до XIX века тем более, что испытывается в этом необходимость после войны и, особенно, Смуты. К тому же Дон, Кубань и Терек разрешили в основе этот вопрос еще в 1918 году; Дон принимал в казаки из иногородних деятельных борцов против большевиков, а Кубань и Терек – уроженцев, проживших 10 лет в областях. Существование разнородных элементов очень вредно отзывалось на казачьей жизни и влекло к расказачиванию. Число иногородних быстро возрастало (в Донской 55 % и Кубанской – 60 %), и это грозило казачеству раствориться в них. Двойственность управления в областях ослабляла войска и мешала сплочению. Так, задуманное еще в 1871-1875 годах на Дону смешанное земство было нежизненно. На областном земском собрании в 1877 году от казаков было 127 представителей, 134 от землевладельцев и торговцев и 40 от крестьян. Следовательно, казаки уже не являлись хозяевами у себя. Надо было или предоставить иногородним поглотить казаков, или упразднить земство. Что и было сделано в 1882 году по настоянию казаков. Искусственно придуманный на Дону, в наше время «паритет», то есть смешанное правительство из казаков и иногородних, не только не разрешал вопроса и не способствовал слиянию, но произвел резкое разделение населения на две враждующие половины. Между тем, как эти обе половины должны слиться воедино. Иногородние, признанные способными, взятые в тесные рамки казачества, быстро оказачатся и пополнят собою ряды. Негодная же часть, большинство которой окажется, несомненно, из пришельцев во время Смуты, русская казна вывезет в Сибирь и Туркестан на вольные земли. И если в 1914 году казачьего населения было около 4 миллионов, то с принятием иногородних оно должно возрасти до 6 миллионов.

Уплотненное и единородное казачество даст большой удельный вес в государственной жизни. Для этого оно должно сохранить свой уклад, применяясь ко времени. В виду прироста населения и уменьшения надела, как следствия, казак не может выходить на службу со своим снаряжением и конем, равно как и станица не будет в состоянии отвечать за исправный выход казака*. Снаряжать казака надлежит войску. Поэтому оно должно быть полноправным хозяином своей земли: почвы и недр земных. Круговая порука станицы не будет необходима. Следовательно, общинное владение потеряет свой смысл, и можно будет ввести частное владение, столь необходимое для улучшения хозяйства и поднятия благосостояния казаков.

Принимая во внимание прошлое казачества и в виду его государственной зрелости, можно вполне утверждать, что оно имеет полное право на широкое самоуправление** с выборными Атаманом, утвержденным Верховной Властью для связи с центром. Само собою разумеется, что войска должны в военном отношении всецело подчиняться Главному Командованию. Равно как и должен производиться общегосударственный надзор.

 * В IV Думе в своей объяснительной записке военный министр находил неприкосновенной основу круговой поруки станицы за исправность казака. Поэтому поддерживалось общинное владение землей. - Прим. автора.

** Атаман Краснов писал о Круге Спасения Дона 1918 года: «Он был истинно народным и потому коротким, мудрым и деловым в своих заседаниях и решениях». - Прим. автора.

Укрепленное и оздоровленное казачество, как наиболее крепкий и стойкий элемент в государственном отношении с одной стороны, и в отношении русскости, именно русского духовного «я» (вера, язык, предания, обычаи и прочее) с другой, должно стать носителем русской национальной идеи и повести за собой оба слоя нашего общества, высший, как уже потерявший национальное самосознание, и низший как еще его не выносивший в себе, и объединить, таким образом, собой русское общество.

Казачество скажет свое слово и станет действовать в этом направлении, не дожидаясь, пока его кто-то и куда-то поведет, как того желает Объединенный Совет. Нежеланием разбираться в русском вопросе и безразличным ожиданием указки, Объединенный Совет сводит казачество на степень наемного войска и умаляет его достоинство как сознательных граждан; даже больше того, он считает казачество прямо таки неспособным разбираться в государственных вопросах, что даже и оскорбительно.

Сплоченное казачество, не раздираемое партийной жизнью, ибо вся его сила, как говорил генерал Каледин, в том, что оно не знает партий (ввести партийность в казачество, значит разрушить его), станет твердой опорой Русскому Государю в деле восстановления Отчизны нашей с верою в Едимую, Соборную, Могучую и Святую Русь.

О принципах войскового устройства казачества
———————————— + ————————————

Судьбы казачества неотделимы от судеб России и, вообще говоря, неисповедимы. Кто может взять на себя смелость утверждать, какой выйдет Россия из ниспосланных ей судьбою испытаний? Никто этого не знает и никто не может сказать, как сложится будущее нашей родины после большевиков, а от этого-то главным образом и зависит ответ на вопрос, каким быть и быть ли вообще казачеству в составе грядущей Новой России...

Казачество – это необычайное явление величия духа русского народа, поразительное порождение его истории, чего не явил никакой другой народ мiра. В пустынном и диком поле, вдали от культуры и науки, гений русского народа выковывает дивную форму наисправедливейшего устройства общества и одухотворяет ее идеей, которая и сейчас являет лучший образец социального и политического построения. Из поколения в поколение, через бурю гонений, войны и всяческих потрясений на протяжении трех с лишним веков доходит она до нас, не устарев и не померкнув...

В чем же заключаются эти принципы?.. Главнейшие из них суть: абсолютная равноправность и равнообязанность казаков, политическая, социальная и хозяйственная, народоправство в своеобразных казачьих формах, демократизм в лучшем его выражении и войсковой уклад всей общественной жизни. Последнее означает такой общественный строй, при котором главные жизненные блага, как например, владение землею, недрами, лесами, водами и другими дарами природы в целях наисправедливейшего и равномерного использования всеми членами общества составляют ненарушимую собственность казачьего Войска в целом. Никто на войсковой территории не может иметь на эти богатства личной собственности или преимущественного на них права. Ими владеют равноправно все казаки в лице Войска. Следовательно, никакой помещик, никакой барин, никакой раб не может быть рожден на почве войскового уклада жизни. Наоборот, этот уклад накрепко гарантирует полное равноправие всех казаков на свободу индивидуального развития и свободу хозяйственной деятельности, обезпечивает свободу накопления и право собственности на производные блага, а сверх всего открывает широчайшие перспективы для социального и хозяйственного развития Войска, а значит и казачьего благосостояния.

Вот в сущности главнейшие принципы войсковой постройки казачества...

Новая Россия, какова бы ни была по своему политическому устройству, лишь бы была национальной, несомненно будет продолжать национальное дело русского народа. А в этом его деле казачество извечно в авангарде. Поэтому те, кто думает, что роль казачества окончена, ошибаются. Казачество еще сослужит национально-русскую службу не менее славно в будущем России, чем оно служило ей в прошлом...

Д.С. Писаренко
Член Терского Войскового Правительства
(Из книги «Казачество. Мысли современников о прошлом,
настоящем и будущем казачества. Париж. 1928)

Слово о казачестве
———————————— + ————————————

Я всегда мысленно ставил казацкое войско выше всех прочих видов оружия Русской Армии вследствие отличительной черты казацкой организации как организации строго национальной русской, то есть: 1) религиозной, 2) православно-церковной, 3) сохранившей более крепкую связь с древнерусским укладом (допетровским), 4) более других родов оружия сохранившей семейный быт, 5) более других частей Русской Армии сблизившей военную службу с семейной жизнью.

Я знаю, что в глазах простого народа воин идеальный, воин по преимуществу - мыслим всегда как казак. Так было в глазах великороссов, как и малороссов. Немецкое влияние на строй и наши понятия менее всего отразились на нравах казачества. В начале еще ХХ века, когда я спрашивал одного юнкера Константиновского училища, участвуют ли юнкера-казаки в их ночных похождениях, он отвечал: «Не без того, но казаки никогда не хвалятся друг перед другом своим распутством и никогда не кощунствуют».

 Как я смотрю на потуги части казачества, в верхах его и в низах, к политическому сепаратизму? Я отвечаю: как на такое же одурманение, каково оно во всей прочей интеллигенции и полуинтеллигенции, как на оппозиционный дух, привитый евреями и другого рода нигилистами. Желание некоторых казацких частей выделиться из православной Руси, которую они же спасли в 1613 году, указав на излюбленного Царя Михаила, есть образчик морального и политического помешательства, которое убило Россию через евреев и всякого рода нигилистов. Достоевский в 1873 году писал Наследнику Престола, что появившиеся тогда на Руси террористы (родные отцы большевиков) суть родные сыны таких писателей, как Грановский, Белинский и левые журналисты, которые ненавидят не какой-либо порядок в России, но самую Россию, свое Отечество, злорадствуют ей в бедах и печальны бывают при ее благополучии. Как грустно, что среди подобных типов находятся теперь и некоторые представители казачества. Стряхнут ли они с себя этот бесовский кошмар?

Митрополит Антоний (Храповицкий)
21 декабря 1927 г.
(Из книги «Казачество. Мысли современников о прошлом,
настоящем и будущем казачества. Париж. 1928