Г.М. Шиманов
|
Статья Н.В. Сомина «Русская идея обязывает» ставит важную тему в дискуссии о судьбах русского народа – тему нового социализма, понятого не по-марксистски, а по-православному. На ней я и сосредоточусь. А в заключение добавлю несколько слов о том, с чего, на мой взгляд, следует начинать, выбираясь из ямы, в которой мы оказались.
В чём отличие православного социализма от советского, выстроенного с такими бесчисленными жертвами и рухнувшего так бесславно? Что было ценного в этом рухнувшем социализме?
Дать сразу точные и полные ответы на эти вопросы не просто. Но постепенно, если русские люди поймут их важность и если дискуссия о судьбах русского народа продолжится, эти ответы будут высвечиваться со всё большей определённостью. Ложные мысли будут отбраковываться, а правильные утверждаться. И, скорее всего, потянут за собою другие правильные мысли, ныне пока ещё незаметные.
Я согласен далеко не со всеми идеями Сомина, заявленными в его статье. Однако перечислять всё, с чем я не согласен, не буду. Буду писать лишь о главных его, на мой взгляд, ошибках.
Одна из них заключается в том, что для него что Ротшильд, что крестьянин, нанявший другого крестьянина на какой-то срок, это явления одного порядка. Это равным образом эксплуататоры, отличающиеся друг от друга лишь размерами своих злодеяний.
Правда, в названной статье об этом в лоб не говорится. Сомин ограничивается в ней лишь отрицанием рыночного хозяйства. А что такое рынок – поди разберись. На эту тему потребовалась бы отдельная работа. В советское время работали колхозные рынки. Работали рынки при феодализме и в античные времена. Были они везде, где господствовал т.н. «азиатский способ производства». Рынки были, а капитализма не было. Как так?.. Получается, что рынок и капитализм не одно и то же?
Вот потому-то и могут возникать в головах читателей соминской статьи некоторые неясности насчёт отношения Сомина к разным видам частной собственности. Допустима ли она при социализме хотя бы в мелких её видах? Или, будь его власть, он запретил бы в СССР даже колхозные рынки?
Однако в других работах Сомин не скрывает своего неприятия частной собственности во всех её видах. Для него частная собственность, что самая крупная, что самая мелкая, это источник зла. Это начало разрухи в обществе.
При этом он отделяет частную собственность от личной собственности, которая, по его мнению, не связана с эксплуатацией. А частная собственность связана. Собственная одежда, квартира, мебель, дача – это хорошо, а собственная мастерская, в которой работают наёмные рабочие, это плохо. Потому что её владелец их эксплуатирует.
О частной собственности поговорим ниже, а пока спросим: так ли уж безгрешна эта личная собственность? Конечно, она по определению исключает явную эксплуатацию других лиц. А исключает ли она скрытную их эксплуатацию?
Если у меня прекрасная большая квартира, да ещё в центре большого города, то я хороший жених для многих девушек, особенно из провинции. Даже если я несимпатичен. А у тебя лишь комната на окраине маленького городка или избушка в деревне. И кому ты нужен при всех твоих достоинствах?.. Кому-то и ты, скорее всего, пригодишься. Но наши возможности несоизмеримы. И не только по части брачной.
Если я получил выгодное образование, если я получил выгодную должность, если я обладаю выгодными связями, то у меня будет не только великолепная квартира в столице, но и многое другое, не доступное обыкновенным людям. Я буду пользоваться всем лучшим из того, что предоставляет бесплатно или за малую плату социалистическое государство своим гражданам. И детям своим я дам всё самое лучшее. А ты, плебей, будешь пользоваться из всех социалистических благ наименьшими. И дети твои тоже.
Вот почему в советское время (при всех его достоинствах, особенно понятных в наше время) было такое стремление выбраться из нищей деревни в районный город, а из него в областной или, если повезёт, в Москву, Ленинград или Киев. Вот почему была такая борьба за выгодное образование, за выгодную должность и выгодные связи.
И это стремление к лучшему было, до известной степени, естественным. Однако затем оно перерастало в карьеризм, в ослепляющий душу материализм, в использование своего рабочего или служебного места для служения своекорыстным личным и групповым интересам.
Тащи с работы всякий гвоздь,
Ты здесь хозяин, а не гость!
Но тащить гвозди с работы это удел самых мелких сошек. Чем выше поднимался человек в социальном отношении, тем более скрытным становилось его фактическое воровство. Оно принимало форму махинаторства, причём, как правило, коллективного. На этой почве складывалась система взаимных услуг за счёт остальных членов общества. Складывалась система «блата». «Ты – мне, я - тебе». А затем стали возникать своего рода «мафии» в разных видах общественной жизни, боровшиеся за господство в той или иной её области. Торговая мафия, научная мафия, концертная мафия, спортивная мафия и т.д. Затем стали выстраиваться т.н. «теневые» структуры в промышленности, обслуживающей непосредственные нужды населения. Они росли, совершенствовали свою технологию, создавали свои системы безопасности, вырабатывали свои законы, нарушение которых каралось с куда большей жёсткостью, нежели та, которую проявляло государство по отношению к нарушителям своих законов.
Государство проигрывало в соревновании с этими подпольными структурами, потому что добросовестные граждане, которых было большинство, были разрознены, а недобросовестные организованы великолепно. Само же государство, скованное марксистскими догмами, думало о происходящем близоруко или даже кривоглазо, т.е. таким образом, чтобы не замечать причин гниения общества, таящихся в самой его идеологии и в самом его устройстве.
По Сомину, личная собственность это лишь обычная одежда, квартира, мебель, дача. Ну, конечно, книги, компьютер. Ему самому ничего больше не нужно. Поэтому он думает, будто и остальным людям тоже не нужно ничего сверх этого. А они нуждаются. Они мечтают об улучшении своей жизни. Особенно женщины. Тем более, что жить красиво, как говорится, не запретишь. Не запретишь потому, что при социализме самой красивой жизнью живут социалистические бояре и дворяне, а они не такие безумцы, чтобы отказывать себе в самых законных удобствах и преимуществах. А если не отказывать себе, то надо позволять и другим пользоваться чем-то подобным. Но, разумеется, в соответствии с их положением в обществе.
Поэтому, в отличие от Сомина, «нормальному» человеку нужен автомобиль, и лучше престижной марки. Ведь тот, кто его не имеет, выглядит в глазах его жены и его детей растяпой и неудачником. «Нормальному» человеку нужны золотые кольца для жены, серебряная посуда и прочие драгоценности. И чем их будет больше, тем лучше. Чтобы жена его радовалась, а её приятельницы ей завидовали. Нужна не просто дача, а роскошная дача. Нужны вклады на сберегательных книжках, и тоже чем больше, тем лучше. Нужна лучшая школа для его детей и многое-многое другое. И этой жажде всё большего личного довольства нет конца. Нет конца жажде всё большего личного и семейного обогащения, с которой связана жажда всё большего личного престижа и всё большей личной власти.
Личная собственность при социализме это совсем не простая вещь. Она и условие социализма, без которого социализм превращается в военную казарму (т.е. в карикатуру на себя самого). Она и начало превращения социализма в капитализм.
Личная собственность при социализме, не ограниченная ни изнутри высоконравственным сознанием её владельца, ни извне высоконравственным влиянием общества, это зародыш капитализма, развивающийся до времени в оболочке социализма, а затем разрывающий эту оболочку.
Что роднит этот зародышевый капитализм с высокоразвитым капитализмом? Эгоизм. Но в высокоразвитом капитализме эгоизм не скрывает себя или почти не скрывает, а в зародышевом он стыдлив или почти стыдлив. Он старается выглядеть не эгоизмом, а нормальным и законным для социалистического общежития настроением. Поэтому имитирует свою заботу об обществе. Однако в своей глубине социалистический эгоист относится к обществу так же или почти так же, как эгоист капиталистический: общество для него есть нечто внешнее, не связанное с его сердцем, с его мечтами, с его любовью и болью.
Итак, безгрешность личной собственности – это иллюзия Сомина. На самом деле борьба добра и зла происходит и в сердце личного собственника. Происходит она и в сердце собственника частного.
Отнимать у последнего свободу воли нехорошо. Особенно в том случае, если это не плутократ, а представитель мелкой и средней частной собственности. Свободу воли дал ему Бог, поэтому покушаться на неё христианин не имеет права. Раскаяться может даже олигарх. Раскаяться и поставить свои богатства на службу обществу. Тем более способен на служение обществу владелец любого ларька или даже завода.
Вот мы и подошли к разговору о частной собственности при социализме. Сомин демонизирует частную собственность, а я хотел бы показать её неоднозначный характер.
Вернёмся к той частной мастерской, в которой работают наёмные рабочие. По Сомину, её собственник – эксплуататор в любом случае, независимо от того, как он оплачивает работу своих рабочих. И в каких условиях они работают у него.
Если бы этот владелец мастерской стал, ради выяснения вопроса об эксплуатации, отдавать весь доход от своего предприятия своим работникам, не оставляя себе ничего, то, спрашивается, можно ли было в этом случае считать его по-прежнему эксплуататором? Это было бы нелепо. А если бы он оставлял себе от дохода только одну копейку? Тоже нельзя. Но тогда возникает вопрос, с какой конкретной суммы денег или с какой части дохода, оставляемой им себе, начинается его превращение из добросовестного человека в эксплуататора?
Справедливая плата. Вот ахиллесова пята марксистской и соминской социальной философии. Если справедливая плата возможна в принципе и если она выплачивается, то обнаруживается воочию несостоятельность утверждения, будто всякая частная прибыль есть непременно результат эксплуатации наёмного труда. Не потому ли понятие справедливой платы отсутствовало в советской экономической псевдо-науке, что оно разрушало марксизм в корне?
На это марксисты могут возразить, что в условиях жёсткой конкуренции, которая неизбежна при развитом капитализме, все частные владельцы вынуждены или снижать заработную плату своим работникам до того минимума, на который те соглашаются, или платить им по справедливости, но самим отставать при этом в конкурентной борьбе. А кому хочется отставать?
Заметим, что в это возражение уже вкралось нехарактерное для марксистов понятие о справедливой плате. Но без него не обойтись, если речь заходит об эксплуатации. Эти два понятия невозможны друг без друга. Хотя марксисты, будучи софистами, пытаются обойтись без него. Но не будем задерживаться на этом моменте.
Во всём остальном их возражение верно лишь в том случае, если конкуренция достигла своего пика. Тогда она действительно упраздняет свободу частного предпринимателя полностью и тем снимает с него ответственность за эксплуатацию его работников. Ответственность за эксплуатацию переносится в этом случае с конкретных предпринимателей на высшую фазу капитализма, при которой свобода частных предпринимателей исключена полностью.
Но разве таково положение даже в настоящее время? В каких-то случаях конкуренция сегодня так жестка, что действительно не оставляет выбора. В других же случаях выбор есть. Больший или меньший выбор.
А если он возможен в некоторых случаях даже сегодня, то был тем более возможен в слабокапиталистическом прошлом. А в докапиталистическом прошлом и подавно. Частная предпринимательская деятельность тогда была, но возможность оплачивать труд наёмников справедливо или несправедливо была тоже. Из чего следует, что никакой фатальной связи мелкого и среднего капитала с эксплуатацией не существует.
А если так, то справедливая плата тем более возможна при работе частного предприятия в условиях социализма, потому что в ней будут кровно заинтересованы, помимо наёмных работников, и государство, и общество. В условиях социализма справедливая плата не только возможна, она неизбежна, за редкими исключениями, связанными с особо хитрыми махинациями частных собственников предприятия.
Но что же она такое, эта справедливая плата?
Определить её теоретически очень трудно или даже вообще невозможно, потому что она колеблется в зависимости от общего положения в стране или даже от положения самого предприятия. Однако практически она возможна и реальна в том случае, когда представляет собою какое-то равновесие между законными интересами собственника предприятия и законными интересами нанимаемого им работника. Когда она представляет собою свободное их согласие. Или более или менее свободное. Как на обычном рынке свобода продающих и покупающих не абсолютна, так и здесь.
Так что с этой стороны все возражения против мелкой и средней частной собственности при социализме должны быть сняты как несостоятельные.
А вот вопрос о пользе мелкой и средней частной собственности для социалистического государства должен быть рассмотрен.
Она, будучи при социализме на своём месте и под контролем общества и государства, способна разгрузить государство от множества мелких и средних хозяйственных, бытовых и культурных забот. Государство должно быть сосредоточено на главных своих задачах, а не на стирке белья для населения, не на продаже пирожков, ремонте автомобилей и других полезных, но не главных делах, с которыми частные предприниматели справляются куда успешнее государства. Успешнее потому, что им виднее все местные особенности, учесть которые не способен никакой Госплан. Да и способность частных предпринимателей реагировать быстро на местные нужды несравнимо выше соответствующей способности Госплана.
Поэтому чрезмерная централизация вредна для самого государства. Отвлечение его внимания на мелочёвку (которая в масштабе страны необъятна) не только снижает качество выполнения им главных его задач, но и ведёт к разбуханию чиновничьего аппарата. А это разбухание делает невозможным качественный контроль за ним и позволяет мелким и средним чиновникам использовать своё служебное положение в своекорыстных целях. Стремясь командовать всем и вся, государство выращивает питательную среду для паразитирующих на государстве.
А почему сказанное не относится к крупным бюрократам?.. Крупный бюрократ, связанный с крупными государственными предприятиями, тоже доступен соблазнам своекорыстия, но он на виду у всех, его действия и отношения с людьми намного прозрачнее для общества, нежели действия и отношения бюрократов мелких. Кроме того, предприятия, с которыми он связан, не выпускают, как правило, продукции, интересной для населения. Поэтому его возможности наживаться на махинациях с продукцией зависимых от него предприятий невелики или отсутствуют вообще. Обладая огромной властью, он может наживаться иными способами, но возможности этого иного рода зависят в сильнейшей степени от нравственного состояния общества и от качества государственного контроля.
Мелкие же и средние чиновники, связанные с предприятиями, обслуживающими непосредственные нужды населения, куда ближе к соблазнам организованного своекорыстия. Здесь куда больший простор для неформальной самодеятельности как чиновников, так и представителей государственных предприятий. Здесь слуга государства, заражённый своекорыстием, служит двум господам, одним из которых является он сам, но старается создать видимость, будто служит только одному государству. Контроль за ним в мутном и продолжающем мутнеть от своекорыстия обществе становится всё более формальным.
Именно здесь, а особенно в торговле, самые уязвимые места социалистического хозяйства. Здесь быстрее всего возникают паразитические связи, которые растут и разъедают социалистическое общество.
Бесспорно, что нравственное выздоровление общества, которое так и не произошло в СССР, значительно изменило бы положение в лучшую сторону и в этой области. Но оно не могло изменить его в корне. А почему?.. От нравственного состояния общества зависит многое, но далеко не всё. Характер общества определяется не только нравственным его состоянием, но и теми идеями, которые заложены в его основание.
Идея же всецелой централизации общества, упраздняющая свободу мысли его членов и свободу их самоорганизации, это глубоко порочная идея. Столь же порочная, как и идея всецелой децентрализации общества, его распада на независимые друг от друга атомы. Крайности сходятся.
К этой теме мы ещё вернёмся, а пока обратим внимание вот на какое обстоятельство.
Стремление человека к личной выгоде нельзя запретить, и советская практика великолепно подтвердила эту простую истину. Запретить нельзя, а ввести это стремление в рамки закона, в рамки нравственности и здравого смысла, можно и должно. Должно потому, что если не дать стремлению человека к личной выгоде законного выхода, то он будет искать и найдёт выходы незаконные, разрушительные для общества и государства.
Что же касается упомянутого выше здравого смысла частных предпринимателей (да и не только их), то он подсказывает, что правильный личный интерес должен не противоречить интересам общества, а сочетаться с ними.
Ведь все мы в одной лодке. Разрушая общество ради своего личного успеха, эгоист готовит катастрофу для своих потомков. Об этом он не дотягивается подумать. А надо, чтобы все дотягивались уже с малых лет и не были эгоистами. В новом социалистическом государстве эта простая истина будет заучиваться вместе с таблицей умножения или даже ещё до неё. Она будет не просто пропагандистской идеей, далёкой от реальной жизни, но основой реальной жизни. Она сделает людей зоркими в социальном отношении. Поэтому эгоистам в новом социалистическом мире будет трудно скрывать свой эгоизм. Он станет для них неудобным. А если так, то эгоисты будут всё чаще отказываться от него.
В новом социалистическом обществе, если оно у нас будет, природа его членов будет светлеть. В том числе и природа частных предпринимателей. По мере их духовного взросления они будут видеть смысл своей деятельности всё больше не в личном и семейном обогащении, а в служении Богу и своему народу своими делами и своими капиталами. И в этом будет высшая их выгода.
А теперь ещё об одном обстоятельстве.
Отрицание социалистами мелкого и среднего капитала при социализме превращает практически всех мелких и средних предпринимателей (а также связанных с ними лиц) в противников социализма. А это такая услуга врагам социализма, которую переоценить невозможно. Потому что от представителей мелкого и среднего капитала зависит в громадной степени, на чьей стороне будет победа. На стороне капитализма или социализма.
Правильный социализм должен не отталкивать от себя представителей мелкого и среднего капитала, а привлекать их к себе, разъясняя им две важные истины. Во-первых, то, что капитализм был создан не ими, а мировым антихристианским и антинациональным банковским капиталом, разрушающим все традиционные человеческие ценности и превращающим жизнь человеческую в кошмарную ночь без рассвета. И, во-вторых, ту истину, что всякому добросовестному человеку выгоднее жить в обществе нравственном и под его контролем, нежели под контролем врагов человечества. Создание же нравственного общества и нравственного государства как раз и есть цель правильного социализма, который пора научиться отличать от его подделок.
Но и сказанным дело не ограничивается. Мелкая и средняя частная собственность, контролируемая государством и обществом, это преграда, не позволяющая социалистическому государству перерождаться в государство тоталитарное. А такая опасность есть в жёстко централизованном государстве, в котором всё хозяйство, все СМИ, вся педагогика, вся наука и вся культура принадлежат государству. При таком всевластии государства и, следовательно, беззащитности населения велик соблазн для его руководителей сделать государственную идеологию практически обязательной для всех граждан страны. Как это было в СССР.
Без государственной идеологии государство обречено на гниение и, в конечном итоге, на распад. С утратой государственной идеологии подавляющее большинство населения утрачивает организующие его ориентиры и нормы жизни. Оно граждански слепнет и рассыпается на не связанные между собою атомы. А вслед за этим гражданским ослеплением начинается всё большее нравственное и духовное его ослепление. Или, что одно и то же, гниение. Причём вместе с гниением населения гниют сами представители государства, его функционеры.
Вот почему так понятно стремление государственных мужей утвердить в стране государственную идеологию, объединить под её властью по возможности всех.
Но как быть с теми, для кого она неприемлема? Отправлять их на лесоповал?.. Нет, все граждане должны иметь право думать по-своему. Иначе мы создадим бесчеловечное государство, которое будет уродовать людей. Превращать их в подобия манкуртов.
Значит, необходим какой-то разумный компромисс между стремлением утвердить государственную идеологию и стремлением утвердить право граждан на инакомыслие. Этот компромисс должен быть гарантирован не только соответствующей статьёй Конституции. Конституции слишком часто оказываются фальшивыми. Нужна более весомая гарантия.
Правильно организованный частный сектор как раз и будет гарантией того, что социалистическое государство не воспользуется своей силой для подавления инакомыслия в стране. А не воспользуется оно ею потому, что при законной мелкой и средней частности собственности такой силы у него не будет. Мелкая и средняя частная собственность станет надёжной опорой и убежищем для всех инакомыслящих, а попытки её ликвидировать или стеснить станут сигналом опасности для населения всей страны.
Вот такие соображения в связи с частной собственностью при социализме.
А теперь ещё одна важная черта правильного социализма, о которой в статье Сомина нет ни слова.
Правильный социализм невозможен иначе, как в виде правильно организованной нации. А во всемирном масштабе он невозможен иначе, как в виде союза или сообщества правильно организованных народов.
Сомин не обратил внимания на то, что капитализм не случайно разрушает вместе с христианской религией нацию, национальную общину и семью. А разрушает он их потому, что все эти институты взаимосвязаны, взаимозависимы и по большому счёту невозможны друг без друга.
Что истинная религия исходит от истинного Бога – это понятно многим. А о том, что языки, эти зародыши народов, были сотворены Богом, забыли, похоже, даже христиане. Хотя об этом написано чёрным по белому в Священном Писании. Теперь едва ли не все привыкли смотреть на атомизированное псевдо-общество как на нормальное общество. Вот до чего докатились.
Но Бог космополитических обществ не создавал. Их создавали Его враги, чтобы властвовать над разрозненными и потому беспомощными человечками. Властвовать и выстраивать их в новую Вавилонскую башню, отличную от прежней по её внешности, но ту же самую по её сути.
Вот почему истинный социализм невозможен без признания социалистами важности организующих нацию идей. Тех самых идей, которые советские социалисты вымыли почти полностью из русского народа.
И, наконец, о мысли, которой Сомин завершает свою статью. В ней он доходит, на мой взгляд, до верха нелепости. Судите сами.
Он утверждает, что русские люди находятся сегодня в таком состоянии, что надеяться на какие-то изменения в них к лучшему бесполезно. Разбудить русских к высшей жизни может теперь только такая страшная катастрофа, какой не было ещё никогда в русской истории. Вот её-то, вещает он, и остаётся нам ждать в надежде на то, что она возродит русских.
В чём сила его нелепой мысли?.. В том, что катастрофа, о которой он говорит, действительно вероятна. На неё работают могучие силы. И она действительно произойдёт, если русские останутся в своём нынешнем состоянии.
Но почему Сомин решил, что она, если произойдёт, чему-то научит русских? В катастрофическом состоянии люди, как правило, вообще не соображают. Они мечутся в поисках спасения, а их метания организаторы катастрофы обдумывают заранее и готовят для них заранее новые идейно-политические ловушки.
Так не лучше ли начать думать сегодня, а не после того, как катастрофа произойдёт?
Мы не знаем, что будет с нами завтра. Может быть, случится самое худшее, а, может быть, не случится. Но мы обязаны знать, что наше будущее зависит в значительной мере от нас самих и потому должны правильно действовать. Или, как минимум, искать причину своего нынешнего бессилия и, найдя её, устранить.
Казалось бы, главная причина бессилия русских это вопиющая их безграмотность по части организующих нацию идей – религиозных, семейных, общинных и собственно национальных. Безграмотность обрекает их на взаимное непонимание в вопросах, чуть поднимающихся над бытовым и хозяйственным уровнем, а не понимающие друг друга не могут ни осознать общенациональные цели, ни, тем более, осуществлять их.
Но на самом деле причина бессилия русских гораздо глубже. Она не просто в их невежестве, а в такой его степени, которая не позволяет им о нём даже догадываться. «Пусть государство организует нас правильно, - и мы будем жить нормально, без особых проблем». Вот установка, похоже, подавляющего большинства современных русских, привыкших жить под управлением государства и не испытывающих нужды в собственных мыслях – ни о религии, ни о нации, ни о национальной общине, ни даже о семье при всём её нынешнем очевидном развале. И, тем более, не испытывающих нужды в какой-то национальной идеологии. Это слишком заумные для них предметы.
Русские уверены, что тех идей, которые у них есть, вполне достаточно для правильной жизни нации. Что вся беда лишь в преступных их правителях - в политике геноцида русского народа, которую те проводят. А поскольку изменить эту политику русские не могут, то им не остаётся ничего другого, как сознавать своё фатальное бессилие и истлевать в отчаянии.
При таком самогипнозе русским не нужны никакие катастрофы для их исчезновения из истории. Они вымрут и без них спокойно и почти мирно, хотя и не сразу.
Какой-то шанс на их возрождение появился бы только в том случае, если бы они догадались о том, что раньше у них были организующие их идеи – семейные и общинные, национальные и религиозные. Были, но были слабыми, а потому и были вымыты из них за последние триста лет их жизни, особенно в советские времена. Не говоря уж о времени послесоветском.
Если бы русские догадались о том, что они ограблены по части самых важных для жизни идей, то стали бы стягиваться в кружки с целью ликвидации своей национальной безграмотности. Причём по всей России. И это стягивание стало бы их ответом на политику геноцида русского народа. Малые кружки связывались бы между собою с целью взаимопомощи, а со временем превращались бы в малые русские общины. А затем во всё более крупные. И, в зависимости от того, какие масштабы приняло бы это движение, русское население или превратилось бы в новый русский народ, или так и осталось разрозненным русским населением.
Трудности, связанные с образованием русских кружков, неизбежны, но обещать лёгкий и беспроблемный путь выхода из нынешнего положения, в котором находятся русские, было бы заведомой утопией.
23 апреля
Shimanov. narod. ru
ПОСЛЕ НАПИСАННОГО
Я забыл написать о том, как обстояло дело с эксплуатацией наёмного труда в СССР. При отсутствии частной собственности никакой эксплуатации у нас не могло быть в принципе. Если частный предприниматель был эксплуататором по определению, то советское государство было по определению благодетелем тех, кто на него работал. Даже в том случае, если оно платило им намного меньше бывшего эксплуататора.
А почему так?.. По той причине, что всё недоданное работникам в виде заработной платы шло в общенародный котёл, из которого возвращалось каждому в виде бесплатной медицины, бесплатного образования, практически бесплатных жилья и транспорта, не говоря уж о растущей скоростными темпами экономике, от успехов которой зависело общее благосостояние всех. Невозможно перечислить всё, что получал каждый советский человек бесплатно или за малую плату при таком устройстве обществе.
Это был, казалось бы, самый разумный способ его организации, если бы только не одно крохотное обстоятельство, которое вроде бы и не скрывалось, но зато и не обсуждалось открыто.
Каким должно быть общество в духовном отношении – этот вопрос решала правящая партия в лице её руководителей. Эти руководители знали, есть Бог или нет Бога; знали, что есть добро и что зло. И как надо жить, а как не надо. Они распространяли правильные знания в народе, а несогласных наказывали, потому что те становились препятствием для правильного развития общества. Упорнейшие из несогласных становились врагами общества, а врагов, как учил пролетарский писатель Максим Горький, следовало уничтожать. Или наказывать так строго, чтобы после этого уже ни у кого не оставалось желания сопротивляться своим руководителям.
Это стремление к сохранению единства страны было, в принципе, правильным. Дай людям полную свободу – и они разнесут страну вдребезги. Начнут с безобидной, казалось бы, идейной розни, а закончат тем, что всё рухнет на их же головы.
Вот почему эту политику советского государства оправдывали раньше и оправдывают сегодня многие. Её оправдывали и оправдывают, кроме того, ссылками на тяжелейшие внутренние и внешние обстоятельства, не позволявшие советскому руководству действовать как-то иначе.
Но если так, то приходится признать закономерным и результат этой политики: превращение граждан страны в покорных овец, не способных ни самостоятельно мыслить, ни, тем более, самостоятельно организовывать себя. Разве что на уровне очереди за пивом.
Даже правящая многомиллионная КПСС, лишившись привычных приказов из Политбюро, превратилась тут же из главной организующей силы страны в стадо недоумевающих баранов, не знающих, как им защищать социализм в их собственной стране. И надо ли его защищать.
Вот какою ценою советские люди оплачивали свою бесплатную медицину и все остальные свои завоевания. Завоевания были, бесспорно, огромными, но и душа человеческая тоже не мелочь. Она вмещает в себя весь мир. А что такое душа без её свободы и самостоятельной мысли? Что такое душа без её свободной связи с Богом и другими душами?
Нет, ложной была высказанная выше мысль, будто всякое разномыслие это начало краха общества. Эта ложная мысль подобна столь же ложной мысли о том, будто всякая частное предприятие фатально связано с эксплуатацией наёмных работников.
Инакомыслие инакомыслию рознь. Возможно разрушительное для общества инакомыслие, но возможно и созидательное. А как их отличить?
Теоретически это так же трудно, как дать теоретическое определение справедливой оплаты труда, годное для всякого общества, независимо от того, в каких конкретных условиях оно находится. Как невозможно рекомендовать один размер одежды для детей и взрослых, так и в мире идей невозможно определить что-то заранее, независимо от конкретных обстоятельств, в которых находится общество. Однако практика позволяет людям разобраться и с размерами одежды, и со многими другими проблемами.
Выше уже сказано о необходимости компромисса двух начал – государственной идеологии и права человека на инакомыслие, включая его право на самоорганизацию вместе с его сомысленниками. Дополню сказанное ещё одной мыслью.
Отрицание государственниками законности инакомыслия это причина заболевания самой государственной идеологии, а отрицание инакомыслящими спасительности государственной идеологии это заболевание самого инакомыслия.
Только безумцы не понимают того, что без государственной идеологии государство деградирует, а в деградирующем государстве плохо становится всем, не только большинству населения. Деградация государства бьёт и по инакомыслящим.
Что же касается необходимости инакомыслия для здоровья государственной идеологии (или даже всякого правомыслия вообще), то здесь можно сказать следующее. Наличие инакомыслия, особенно умного, мобилизует правильную мысль, заставляет её совершенствоваться. Если возражать против правомыслия запрещено, то оно консервируется и мертвеет. Превращается в декорацию. А жизнь общества продолжается, приобретает всё новые черты, уже не осмысливаемые закостеневшими умами мнимых ортодоксов. Вот где начало кризиса правомыслия, а вместе с ним кризиса связанного с ним общества.
Николай Сомин
|
Статья Геннадия Михайловича Шиманова «О частной собственности. Отклик на статью Н.В. Сомина», написанная в качестве ответа на мою статью «Русская идея обязывает», весьма поучительна. Ее автор – мой хороший знакомый и очень уважаемый мною человек – за преданность мыслетворческой деятельности, за несгибаемую православную позицию и просто за житейское и гражданское мужество. Шиманов – один из самых вдумчивых мыслителей современной России. И все же «Платон мне друг, но истина дороже». И я должен предупредить читателя, что поучительность его статьи – в ее, на мой взгляд, недостаточно продуманной концепции, и мой долг всю эту «поучительность» раскрыть.
Кроме того, статья Г.М. Шиманова дает прекрасный повод уточнить и развить богословие собственности и рынка – разделов нравственного богословия, в разработке которых наша Церковь крайне нуждается.
Цитаты из Шимановской статьи будут оттеняться жирным шрифтом.
I.
В начале своей статьи Шиманов пишет: «Собственная одежда, квартира, мебель, дача – это хорошо, а собственная мастерская, в которой работают наёмные рабочие, это плохо. Потому что её владелец их эксплуатирует. О частной собственности поговорим ниже, а пока спросим: так ли уж безгрешна эта личная собственность?». Но разве Сомин когда-нибудь говорил, что личная собственность безгрешна? Этого не говорили и святые отцы, которых Сомин не только читал, но и почитает. Вот, например, высказывания великого святителя Иоанна Златоуста:
«О сребролюбие! Все свелось к деньгам, - потому и перепуталось! Ублажает ли кто кого, помнит деньги; называют ли несчастным, причина опять в них же. Вот о том только и говорят, кто богат, кто беден. В военную ли службу кто имеет намерение поступить, в брак ли кто вступить желает, за искусство ли какое хочет приняться, или другое что предпринимает, - не прежде поступает к исполнению своего намерения, пока не уверится, что это принесет ему великую прибыль» /VII:885-886/.
«До каких пор будем мы любить деньги? Я не перестану вопиять против них, потому что они причиной всех зол. Когда же мы насытим эту ненасытимую страсть? Что привлекательного имеет в себе золото? Я прихожу в изумление от этого (...) Откуда вошел этот недуг во вселенную? Кто может совершенно искоренить его? Какое слово может поразить и совершенно убить этого лютого зверя? Страсть эта внедрилась в сердца даже таких людей, которые по-видимому благочестивы» /XI:560/.
Богатые никогда на оставляют этой безумной страсти, хотя бы овладели всею вселенною, и бедные стараются сравняться с ними, и какое-то неисцелимое соревнование, необузданное бешенство и неизлечимая болезнь объемлет души всех». /III:482-483/.
«Подлинно, богатство делает (людей) безумными и бешеными. Если бы у них была такая власть, они пожелали бы, чтобы и земля была золотая, и стены золотые, а пожалуй, чтобы небо и воздух были из золота. Какое сумасшествие! /XI:417/.
"…золото не позволяет людям быть людьми, но делает их зверями и демонами" /X,409/. (Тома римскими цифрами указаны по «Собранию сочинений свт. Иоанна Златоуста», 1898-1914).
Как видим, великий святитель видит в богатстве огромный, вселенских масштабов соблазн, приводящий к самым тяжелым последствиям. Но как вы думаете, к чему они относятся – к личной собственности или частной? Конечно же к личной. Именно она – вожделенная цель, гонясь за приобретением которой люди становятся «безумными и бешеными», «зверями и демонами». Идеалом имущественных отношений Златоуст считает объединение имуществ в общей собственности по примеру апостольской Иерусалимской общины. Но он прекрасно понимает, что это доступно только совершенным христианам; для новоначальных он такой нормы не предусматривает, считая, что пока им достаточно, имея собственность, не прилепляться к ней и с нее благотворить. Святитель хорошо знал глубину падшести человеческой природы, и потому не форсировал отмену личной собственности в тотальном порядке. Однако он призывал резко ограничить ее, ибо привязанность к богатству, по Златоусту, возрастает с размером богатства и это колесо взаимозависимости может легко погубить человека. Святитель воспевает бедность и аскетизм – свободный от собственности может следовать за Богом, а обремененного собственностью задерживает привязанность к ней. Как это ни покажется странным, но социальная политика в СССР в целом следовала рекомендациям Златоуста: личную собственность не отменили, но резко ограничили возможности ее умножения.
II.
Ну а как же обстоят дела с частной собственностью? Заметим, что в данной статье под частной собственностью понимается принадлежащий частному лицу капитал, предназначенный для производства товара на рынок (и, разумеется, сам товар). Святые отцы говорят о ней немного, но вполне определенно – они ее полностью не приемлют. Но заметим, что ситуация тут довольно своеобразная: святые отцы видят по сути дела только один вид частной собственности – денежные средства, отдаваемые в рост. Ветхий завет запрещает давать в рост соплеменникам. Правда, он даже рекомендует давать под проценты иностранцам, но рассматривает это как средство приобретения Израилем большего влияния. Новый Завет процент осуждает. Поэтому неудивительно, что и святоотеческое предание сурово ополчается на эту некрасивую практику. Однако о других видах частной собственности отцы говорят очень скупо, хотя в то время активно производились, например, торговые операции. Тут мы сталкиваемся с определенным парадоксом. Византийский гений, создав выдающееся богословие и изумительные по красоте церковные службы, оказался неспособным осмыслить социальные феномены. В Византии была выработана по-своему замечательная система «симфонии» Церкви и государства, обеспечившая тысячелетнюю стабильность Империи. Но она находилась где-то посередине между богословием и политологией. А вот собственно социологических разработок мы там не находим. Даже самого понятия «частная собственность» не было выработано, хотя, повторяем, отдельные виды частной собственности в обществе были налицо. Византийское богословие, которое было, так сказать, меганаукой и фактически вмещало в себя все знания, очень глубоко изучило личные грехи человека. Но уж так получилось, что от социальных проблем Церковь была отстранена государством («симфония» была с определенным «перекосом»), и потому социальные отношения в поле зрения богословов не попадали. А если и попадали, то рассматривались через призму личных грехов. А ведь суть частной собственности – именно в ее социальном и даже социообразующем характере. Поэтому «богословие частной собственности» надо фактически создавать заново, хотя и оглядываясь на святоотеческие творения.
Я думаю, что ни у кого не вызывает сомнения цели, ради которых человек обзаводится частной собственностью. Прежде всего, он видит в ней замечательный механизм увеличения той самой личной собственности, о которой мы уже достаточно наговорили. Ведь прибыль-то остается собственнику, и тот волен распоряжаться ей, как ему заблагорассудится: пустить на развитие производства или накупить яхт, вилл и прочего шикарного барахла. Конечно, на самом деле предприниматель ограничен довольно жесткими рамками – значительную долю прибыли он должен вложить в расширение своего дела – иначе его сожрут конкуренты. Но все же он может выкроить кругленькую сумму и для себя. Кроме того, частная собственность дает и другие блага – влияние, власть, престиж, вхождение в элитное общество. Ведь в этом мире все покупается за деньги. Впрочем, заметим, что тратить на себя любимого вовсе не обязательно. И потому есть частные собственники, которые занимаются благотворительностью, спонсируют Церковь, меценатствуют и проч.
Знаменательно, что у нас что-то не слышно о гигантских стройках, о новых заводах, об успехах в космосе. Россия сейчас прирастает дачами и личными автомобилями. И причина этого прозрачна – это принцип частной собственности, всегда и всеми используемый как вполне легитимный способ без границ увеличивать и увеличивать свою личную собственность, плюя на остальных, на Россию как целое. Все это лежит на поверхности, но удивительно, что мой именитый оппонент, не хуже Златоуста обличивший в своей статье личную собственность, тем не менее, ратует за оправдание и возрождение частной собственности, приводя вереницу аргументов. Обратимся к ним.
III.
Шиманов пишет: «Справедливая плата.Вот ахиллесова пята марксистской и соминской социальной философии. Если справедливая плата возможна в принципе и если она выплачивается, то обнаруживается воочию несостоятельность утверждения, будто всякая частная прибыль есть непременно результат эксплуатации наёмного труда». Тут уже хорошо, что мой критик хоть и сближает меня с марксистами, но все-таки не до конца. Должен сказать, что на самом деле марксистом я никогда не был (что видно из моих многочисленных статей), хотя и не отказывался от тех верных положений, в марксизме безусловно имеющихся, например, о разной функциональной роли личной и частной собственности. Но обратимся к шимановской статье: «Но что же она такое, эта справедливая плата? Определить её теоретически очень трудно или даже вообще невозможно». На самом деле – очень легко. Справедливая плата – это плата по труду. Все трудности заключаются в объективном измерении труда – трудности, с которыми, к сожалению, не справилась марксистская мысль, хотя очень много над этим вопросом трудилась (и потому упрек, что марксизм не занимался «справедливой ценой», несправедлив). Предприниматель, как управленец, участвует в производстве, и потому за его труд надо платить «справедливую плату», по труду. Если это соблюдается («если она выплачивается»), то, согласимся: никакой эксплуатации (со стороны данного предпринимателя) нет. Прав Шиманов и в том, что в принципе это возможно. А почему нет? – вполне можно мыслить предпринимателя, имеющего средний (по отношению к его рабочим) достаток.
Просчет моего оппонента в другом. В том, что, несмотря на свободную волю человека, закономерности в социальном устроении все же есть. Но они носят не «железный», не безусловный характер, типа второго закона Ньютона F=ma, а характер статистический. Последнее означает, что под воздействием определенных причин, заметная часть населения поступает определенным образом, что и фиксируют социологи в виде некой закономерности, (тенденции, правила, соотношения). Но вовсе не все этой закономерности подчиняются. Всегда находятся индивиды, которые будут действовать вопреки общей тенденции. Но если воздействующие причины существенны, то эти «диссиденты» погоды не делают, хотя и слегка портят статистику.
Вот и в случае частных предпринимателей такая воздействующая причина налицо. Это – падшесть человеческая, выражающаяся в стремлении к наживе. Конечно, есть (и сбава Богу) предприниматели, затевающие бизнес ради дела, ради того, чтобы сделать что-то полезное. Но подавляющее большинство занимается предпринимательской деятельностью, чтобы получить как можно больше прибыли, как красиво говорят экономисты – «максимизировать». Правда, красота только на бумаге – желая отхватить от пирога как можно больший кусок, предприниматель сталкивается с такими же любителями сладкого и волей-неволей вступает с ними в конкурентную борьбу. Шиманов, конечно, об этом знает, и потому старается этот удар заранее отвратить, замечая: «Во всём остальном их возражение верно лишь в том случае, если конкуренция достигла своего пика… Но разве таково положение даже в настоящее время? В каких-то случаях конкуренция сегодня так жестка, что действительно не оставляет выбора. В других же случаях выбор есть. Больший или меньший выбор». Заметим, что выбор всегда есть, но «гуманный» предприниматель окажется в невыгодном положении с эксплуататором и безусловно проиграет ему конкурентную гонку. В результате рынок выносит эксплуататоров наверх. Они правят там бал и вынуждают «гуманистов» действовать также – иначе банкротство. Поэтому на самом деле выбор у предпринимателя сводится к тому, на что использовать уже полученную прибыль. Что же касается этапа получения прибыли, то тут все, даже отчаянные альтруисты, вынуждены подчиняться волчьим правилам, устанавливаемым самыми прожженными, жестокими, хитрыми и беспринципными субъектами рынка.
Конкуренция же при капитализме огромна. Она свирепствует не только между производителями схожего товара, но и между разными отраслями, между странами и континентами. И механизм конкурентной борьбы вовсе не в честном соперничестве на почве более качественной продукции в условиях свободного рынка, как наивно думают некоторые. Суть успешной конкуренции – в умении создать себе монопольные условия, пусть частично и временно, позволяющие получить сверхприбыли и, следовательно, поставить конкурента в невыгодные условия. И тут все средства хороши, и инновации да улучшение продукции далеко не на первом месте. Конкуренция как правило есть скрытое насилие, выламывание рук – или наемным работникам, или покупателям, или другим производителям. Штука эта безжалостная и, как правило, нечестная. И увы, играть в эти жестокие игры вынуждены все бизнесмены – хорошие и плохие, православные и атеисты.
Я думаю, что читателю не нужно объяснять, что рынок, с его лозунгом успеха, обладает огромной воспитывающей силой, успешно формируя волков, «акул капитализма». Овцы же, хотя и появляются там вопреки этой силе, оказываются в значительном меньшинстве, и не могут быть в рыночном спектакле на первых ролях. И сколько не обличай бизнесменов в их жестокосердии, сколько не призывай покаяться, исправиться, – нет, нет, у отдельных экземпляров такое возможно (и тут опять-таки можно с Шимановым согласиться: «Раскаяться может даже олигарх»), – но рыночная система в целом неисправима. Она, будет и будет штамповать жестоких эгоистов, видящих только себя и свое, и думать, что она может нравственно преобразиться, стать белой и пушистой – самая настоящая утопия.
IV.
Но как же возникла эта кошмарная система? И вообще раньше, как пишет Шиманов, «Рынки были, а капитализма не было. Как так?.. Получается, что рынок и капитализм не одно и то же?». Точно, не одно и то же. Но генетически вещи связанные. И, как нас учили в школе, тут произошел «переход количества в качество». Причем, по всем законам диалектики, – скачкообразно. Этот переход давно и подробно описан Карлом Поланьи, который и назвал его «великой трансформацией»[1]. И в самом деле, в Византии рынки были, но капитализма не было. Там ему закрывали дорогу и христианская идеология, и государственный характер экономики. В средневековой Европе все было несколько иначе. Сначала там образовались корпорации частных производителей – цеха. Однако в основном они работали на заказ, так что рынок не был основной формой реализации их изделий. Скачок произошел в результате развития техники (начиная со второй половины XVIII в): прядильная машина, ткацкая машина, паровая машина, позже – электромотор и дизель. Стало возможным массовое, промышленное производство изделий в столь больших количествах, что их стало выгодно выкидывать на свободный рынок – при удаче можно было получить несравненно большие прибыли, чем при работе на заказ. Фабрики в городах стали расти как грибы. Крестьяне, до этого работавшие на сельских мануфактурах, бросились в города. Образовался рынок рабочей силы. И вот тут-то и наступила точка перелома, после которой рынок стал тотально-глобальным. Если раньше население во многом жило натуральным хозяйством и ремесленными заказами, то теперь все и вся покупается на рынке, а деньги становятся эквивалентом жизни и смерти. Человечество вступило в эру нового социального строя – капитализма, или индустриального строя. Если раньше, в эпоху традиционного общества, мамона был силен (что и приводило в такое горестное удивление Златоуста), то теперь он становится властелином мира, подлинным божеством, которому, – одни с восторгом, другие с проклятиями, – поклоняются все.
Почему же мамона одержал столь впечатляющую победу? Да очень просто – он пустил в дело оружие огромной силы, так сказать «атомную бомбу социологии» – частную собственность, которая оказалась наиболее эффективным способом приобретения личной собственности, в особенности денег (которые, как известно, конвертируются во все другие блага). Точнее, это оружие уже существовало, но мамона, оценив его мощь, сумел организовать его «массовое производство», что и предрешило победу.
В связи с этим необходимо коснуться одного не раз повторяемого Шимановым мнения. В своей статье он пишет: «капитализм был создан не ими (представителями среднего и мелкого капитала – Н.С.) , а мировым антихристианским и антинациональным банковским капиталом, разрушающим все традиционные человеческие ценности и превращающим жизнь человеческую в кошмарную ночь без рассвета».
Да, контролирующий банковскую сферу – контролирует и капиталистическое общество. Но тонкость в том, что без банковской надстройки капитализм как социальный строй совершенно невозможен. Кредит – социообразующий институт капитализма, поскольку он дает возможность заниматься бизнесом в принципе любому человеку, а не только априори богатому. Кредит капитализму нужен как воздух, и потому неудивительно, что занимающийся этим получает особенно большие прибыли. Тем более, если кредитование монополизирует узкая прослойка людей. Так что не банкиры «создали» капитализм. Его создала неизбывная человеческая падшесть. Или другими словами, капитализм придуман не людьми, а сатаной, который ныне в образе мамоны правит миром.
Правда, силы добра и справедливости попытались противопоставить ему свое оружие – общественную собственность, создавая на ее основе другой, альтернативный капитализму общественный строй – социализм. Однако грандиозная попытка реализации социализма в СССР, как все мы знаем, провалилась. И теперь наши мыслители ищут как причины гибели этой фактически новой цивилизации, так и пути построения такого социализма, который был бы устойчив к атакам мамоны. Упорно размышляет над этим и Шиманов – мыслитель все же социалистической ориентации. И тут мы подходим к самой интересной части его статьи – аргументам за частную собственность при социализме.
V.
Шиманов считает, что средняя и мелкая частная собственность при социализме – как раз то, что надо. Если присмотреться к шимановским доводам, то их можно свести по сути дела к двум:
1) частная собственность дает возможность гораздо лучше учитывать запросы покупателей;
2) она позволяет нейтрализовать многочисленных врагов социализма, являясь для них отдушиной для своей собственнической натуры.
В дальнейшем мы оба довода разберем. Но сначала зададимся вопросом, а совместимы ли оба экономических уклада: частнособственнический и основанный на общественной собственности?
Вопрос этот далеко не праздный, ибо уж очень подозрителен тот антагонизм, который наблюдается между этими двумя экономическими (мы пока рассматриваем вопрос в сугубо экономическом ракурсе) системами. Социализм, политически победивший в 1917 г. пытался (во времена НЭПа) ужиться с капиталистическим укладом, но не смог, и с начала 30-х начал строительство настоящей, «сталинской» социалистической экономики. С другой стороны, после контрреволюции 1991 г. советский социализм был разорван в клочья и сейчас от него остались лишь одни воспоминания. Совместно существовать эти уклады не могут.
И не удивительно. До сих пор приходится доказывать, что экономика СССР была нерыночной. Людей путает, что и тогда мы ходили в магазины, и тогда предприятия «закупали» сырье или оборудование. Однако, это не был рынок в подлинном смысле этого слова. Рынок – это когда цены определяются его конъюнктурой, игрой спроса и предложения. В СССР же цены были назначенные; их величина определялась трудозатратами и социальной политикой – многое было завышено, но наиболее важные товары и услуги массового спроса были нарочито занижены: транспорт, коммунальные услуги, продукты первой необходимости. Зарплата была занижена, но зато были общественные фонды потребления, откуда люди получали блага бесплатно: квартиры, участки, путевки и пр. Иначе говоря, экономика СССР была не рыночной, а «раздаточной» – за службу государству, человек получал частично раздачей общественных фондов потребления, а частично зарплатой. В этом случае деньги играли роль талонов, на которые можно было взять, что требуется, по назначенной государством таксе («цене»). Критерием успешности предприятия было выполнение плана, причем Сталин дополнительно ввел «план по снижению себестоимости», что вынуждало предприятия активно внедрять инновации, и потому научно-технический прогресс стремительно шел вперед. «Раздаточность» советской экономики давно выяснена добросовестными экономистами.
Ясно, что рынок такой системе противопоказан и абсолютно с ней не совместим. Кому это все же не ясно, скажу только, что даже элементы «рыночности», которые ввели Хрущев с Косыгиным («хозрасчет и самоокупаемость») привели в конце-концов к развалу советской экономики. А уж явное параллельное существование рыночного контура и планово-государственного проведет просто к коллапсу плановой экономики. Собственно, это, только в изощренно-ужесточенной форме, мы проходили в начале 90-х. Рынок и экономика типа советской – антиподы, не только идеологически, но и экономически, и в истории не было случаев их совместного мирного существования в рамках одного государства. Так что такой способ введения частной собственности в социализм исключен.
Но вполне возможен другой способ – создания единой экономики на основе регулируемого государством рынка. В такой экономике все субъекты хозяйствования, и государственные и частные, играют по одним и тем же правилам – рыночным, но с определенными ограничениями. По такому пути пошел Китай, и, как видим, его успехи налицо. Многие считают китайскую экономику социалистической – на том основании, что правила игры устанавливаются государством, и оно, руководимое КПК, ведет политику в интересах Китая и его народа. Это и есть так называемый «социалистический рынок», который предлагают в качестве панацеи многие и многие современные социалисты. Мы все это проходили гораздо раньше: НЭП был как раз таким рынком. Однако, точнее этот строй следует назвать государственным капитализмом (как это и делал Ленин) – ведь там все работают ради прибыли, рынок правит, но правила игры устанавливает (и потому снимает сливки) основной рыночный игрок – государство. Конечно, это лучше, чем неуправляемый, «либеральный» западный капитализм. Но в сущности этот тот же строй, только с попыткой использовать «атомную энергию» предпринимательства в «мирных целях» национального развития.
Теперь спросим, какой же способ введения частной собственности предлагает Шиманов – первый или второй? Не ясно, ибо никакой конкретизации, никакого ясного экономического уклада он не предлагает; его рассуждения носят идеологический и отвлеченно моральный характер. Но и на них необходимо дать ответ.
VI.
Об «эффективности» частного предпринимательства много говорилось: оно быстрее реагирует на пожелания граждан, лучше удовлетворяет их спрос, и к тому же решает проблему управления большой и сложной экономикой. Но более внимательное рассмотрение заставляет во всем этом усомниться. И вот почему.
Начнем с последнего – проблемы «проклятия размерности» экономики большой страны, которой трудно управлять, задавая все цены и все производственные показатели. Экономика – система огромной сложности и непредставимым числом связей. Попробуйте их все задать, и, причем, разумно! Нужна целые армии чиновников, которые приобретают через это огромную власть. Так рассуждает Шиманов, и отчасти он прав. Наш реальный советский социализм показал и неповоротливость планирования и всесилие бюрократии. И тем не менее, проблемы эти в рамках социалистической системы решаемые.
Диктат бюрократии устраняется контролем над ней. Каждый чиновник – лишь государственный служащий, и потому допустимы любые меры контроля. Вообще же, если социалистическое государство народное, то и контроль будет действенным, если же оно перестает таковым быть, то бюрократия и в самом деле всех задушит. Отметим, что советская система выработала меру весьма эффективную: контроль «по партийной линии», отслеживающую не только правовые нарушения, но и моральную нечистоплотность.
А что касается чисто системного «проклятия размерности», то тут, как видится, далеко не все возможности использованы. Бешеными темпами растет мощность вычислительной техники. Уже много лет стабильно выполняется «закон Мура» – скорость обработки данных удваивается каждые два года; темпы же роста ВВП растет всего на несколько процентов. Так что обсчет параметров плана можно производить с каждым годом все с большей частотой. Это значит, что планирование можно сделать более гибким.
А главное, планированием у нас в СССР занималось очень мало народа – люди были в основном инженерами, учеными, учителями, строителями, военными, а не «секретарями», «консультантами», «менеджерами», «брокерами», «маркетологами», «рекламными агентами», «бухгалтерами» и проч. Как раз сейчас количество «офисного планктона», занимающегося тенденциями изменения экономической конъюнктуры выросло во много раз. Если бы столько было во времена СССР, то качество планов можно было сделать намного лучше. Однако, мы сознательно шли по пути наращивания именно производительных профессий – это давало нам возможность выдерживать паритет с Западом при его явном превосходстве в людских и природных ресурсах.
VII.
Взглянем теперь на «эффективность» рыночной экономики. В чем прелесть рынка для обывателей? Ясно в чем – товаров море, выбирай, что душе угодно, были бы деньжата! Прежде всего, заметим¸ что целью предпринимателя всегда является получение прибыли, а не изготовление качественных и недорогих изделий. Да, хорошая продукция принесет предпринимателю прибыль. Но попробуйте ее сделать! В то же время есть множество гораздо более легких способов извлечения прибыли, от вполне легальных, до откровенного криминала. О криминале не будем – просто заметим, что частная собственность всегда будет поддерживать криминальную составляющую бизнеса на высоком уровне. Нам будет достаточно и легальных способов.
Так, все знают о низкой цене, но и низком качестве китайских товаров. И тем не менее, они завоевали мир и настолько вытеснили все остальное, что порой кажется, что кроме «китайщины» сейчас и купить ничего нельзя. Однако, на большинство таких товаров стоит лейбл всемирно известного бренда. Это означает, что все мировые ТНК специально разрабатывают изделия под китайскую специфику: с виду как настоящие, но после месяца-двух эксплуатации, обязательно что-нибудь отломится, сгорит, перекосится. Низкая же цена обусловлена феноменальной дешевизной рабочей силы в Китае, так что за прибыли западных бизнесменов можно не беспокоиться. Расчет же на то, что покупатель выбросит эту вещь и купит новую – тем самым стимулируя производство. Где же тут учет пожеланий граждан? Наоборот, налицо впаривание некачественной продукции, плюс приучение к морально нездоровому принципу: «выбросить и купить новое». И, может быть, второе куда аморальнее первого.
И в самом деле, рынок (а он ориентирован на получение прибыли, и только на это) активно эксплуатирует падшую природу человека, коварно и незаметно его растлевая. Давно было замечено, что грех экономически выгоден, ибо человек своей нечистой душой тянется к пакости, быстро впитывает все гнусное, если таковое ему предлагается. Но «деньги не пахнут», в том числе и деньги за обслуживание греха. Иначе говоря, рынок неизбежно генерирует «экономику разврата». Сейчас мы в нее, как в солдатский сортир, погружены по уши. Она духовно губит всех – и нас и детей наших, и мужчин и женщин, и богатых и бедных. Вот настоящая цена за услужливо предоставляемые нам рынком товары!
Шиманов, правда, говорит, что он за рынок при социализме, а это совсем другое дело: «В новом социалистическом обществе, если оно у нас будет, природа его членов будет светлеть. В том числе и природа частных предпринимателей. По мере их духовного взросления они будут видеть смысл своей деятельности всё больше не в личном и семейном обогащении, а в служении Богу и своему народу своими делами и своими капиталами. И в этом будет высшая их выгода». Да, красиво. Только, как мы уже выяснили, рынок имеет свои законы, и потому если «природа частных предпринимателей» и может светлеть, то не благодаря рынку, а как раз вопреки ему. А потому надеяться на то, что произойдет просветление душ частных собственников весьма наивно. Скорее наоборот¸ частный сектор потянет за собой в нравственную пропасть все общество (что сейчас и происходит). Как говаривал Гамлет, «скорей красота (порочная – Н.С.) стащит порядочность в омут, нежели порядочность исправит красоту».
VIII.
Мы подходим к самому главному. Шиманов утверждает, что без рынка и частной собственности социализм может быть только тоталитарным, насильственным. А значит – невозможным, поскольку, как он пишет: «Стремление человека к личной выгоде нельзя запретить, и советская практика великолепно подтвердила эту простую истину. Запретить нельзя, а ввести это стремление в рамки закона, в рамки нравственности и здравого смысла, можно и должно. Должно потому, что если не дать стремлению человека к личной выгоде законного выхода, то он будет искать и найдёт выходы незаконные, разрушительные для общества и государства».
Представляется, что этот абзац – центральный в статье моего оппонента. В нем целая философия. Раз падшесть человеческую преодолеть нельзя, то с ней надо договориться, дать этой падшести отдушину, поле для своего проявления. Ошибка советского строя в том и заключалась, что он такой отдушины не давал, и потому наживал себе великое множество врагов, что в конце концов и привело к его разрушению. Нет, – говорит Шиманов, – мы пойдем другим путем – дадим людям возможность проявлять свои эгоистические интересы, но в определенных рамках: в виде мелкого и среднего предпринимательства. Тогда и волки будут сыты и овцы целы.
На мой взгляд, это панихида по социализму. Смысл социализма – в очищении души, в том, чтобы на социальном уровне направить человека по пути духовного совершенствования, ограничив его эгоистические стремления и наоборот – способствуя проявлению его альтруистических и коллективистских потенций. Можно сказать и иначе: смысл социализма – в изменении в лучшую сторону общего уровня падшести членов общества. По необходимости этот сдвиг вверх будет небольшим, ибо свободу противиться лучшему никто никогда отнять у человека не может. Но и небольшие, еле заметные статистически изменения имеют огромное значение, поскольку касаются целого, а значит – всех.
Но для этого изменения необходимо отсечение страстей – так учит православная аскетика. Думается, это верно не только для личности, но и для общества в целом. Общая собственность, разумеется, не решает всех социальных проблем. Но она ставит пволне ощутимую преграду практике стяжательства, ориентирует человека на другие ценности. Частная же собственность, как мы выяснили, – прекрасный способ разжигания страсти стяжательства. В результате мы как раз обесцениваем то, ради чего весь социализм и затевается.
И уж конечно, в таком случае нечего и говорить о выполнении Россией своего метаисторического предназначения – реализации подлинно социального христианского государства. Эту мессианскую роль России ощущало даже старшее советское поколение, привыкшее мыслить социализм не иначе, как переходную стадию к коммунизму. Тут же об этом и речи нет. Частная собственность, рынок – это навсегда, и никакого восхождения к коммунизму не предполагается. Впрочем, как и восхождения России к своей русской идее – даже сама эта идея Шимановым не сформулирована, несмотря на вызов, заключенный в нарочитом названии моей статьи.
Повторяем, «социализм», предлагаемый Шимановым – вовсе не социализм. Это некая приземленная попытка конвергенции, гибрида социализма и капитализма, попытка хоть что-то сделать в социальной области, не меняя уровень падшести людей Тут Шиманов-политик, считающий, что синица в руках лучше, чем журавль в небе, тут победил Шиманова-мыслителя. Ибо подлинная логика социального мышления парадоксальна: если не стремиться заполучить журавля, то и синицу упустим.
IX.
Так что же мы получили в результате проведенного анализа? Обсуждалось три варианта построения экономики социализма:
– социализм «китайского типа», когда экономическая деятельность и государственных и частных предприятий строится вокруг единого рынка. Еще раз подчеркнем, что это, по нашему мнению, не социализм, а вариант капитализма, где среди участников рынка государство доминирует;
– социализм «сталинского» толка, где нет частной собственности, а госпредприятия работают по государственному плану и обмениваются продукцией не по рыночным, а по спланированным ценам. Шиманову такой социализм не нравится из-за его тоталитарности.
– «двусферная» экономика, в которой государственная часть работает по плану, а частная продает свою продукцию на рынке. Такой вариант, по моему мнению, возможен только в умах теоретиков; реально он существовать не может. Да если бы и мог, то означал бы постоянное разделение общества, постоянное противостояние. Ни о какой «соборности», единства нации тут нельзя и мечтать;
Так что третий вариант отпадает и сравнению подлежат только первые два.
Кто спорит? Принуждение – это плохо, лучше обойтись без него. Лучше, когда человек свободно и по любви жертвует частью своих интересов ради всего общества. Но та самая статистическая падшесть, о которой мы не раз упоминали, не дает этого достичь. А потому выбор неумолим: либо капитализм, и значит – в исторической перспективе сдача сатане всей социальной сферы; либо социализм, который многим будет тесен, с принципами которого многие будут не согласны, и потому определенное (но строго дозированное) принуждение неизбежно. Что мы, православные христиане, выберем?
До сих пор православие, ничтоже сумняшись, выбирало частнособственнический строй. И сейчас наши иерархи активно наводят мосты с нынешней олигархической властью, стараясь в ухватить для Церкви как можно больший кусок собственности. Нет, тут не стоит обвинять их в банальном сребролюбии. Просто собственность дает устойчивость, и они заботятся о выживаемости Церкви – этого корабля спасения – в социальном море, столь неспокойном и непредсказуемом. Церковь, говорят наши батюшки, будет всегда свидетельствовать о Христе, и уже дело человеческой свободы – выбрать сторону Христа или сторону противоположную, сторону сатаны. Так что, по любимому выражению церковных людей, «спастись можно при любом строе».
Но давайте посмотрим на вопрос более внимательно. Действительно, человеческая падшесть – вещь очень упорная, победить которую куда как непросто. Но в том-то и дело, что христианство, Церковь призвана тем не менее бороться с падшестью, преображать людей. И не привлекать социальные рычаги в этой грандиозной борьбе с сатаной было бы полным неразумием. Но мы, христиане не просто игнорируем социум, а, как назло, сознательно выбираем капитализм, имеющий совершенно антихристианский характер. Это означает, что члены Церкви, если и будут спасаться, то вопреки губительно действующей на них социальной действительности. И, как результат, спасающихся будет «малое стадо». И если во времена Христа (и в первые века христианства) христиан действительно было немного, и это речение отражало численность Церкви, то уже в наше время, при громадном количестве крещеных людей, «малое стадо» спасающихся уже будет свидетельствовать о неверном социальном выборе церковной иерархии.
Выбор же должен быть противоположным – социалистическим. И думается, именно его «советская практика великолепно подтвердила». Несмотря на несметные полчища врагов, советский социализм просуществовал 70 лет (если точнее, то с 1930 по 1990 гг. – 60 лет) и добился колоссальных успехов, в основном в развитии материального производства. Правда его успехи в формировании нового человека куда скромнее, и именно в этой области ему можно предъявить претензии. Поэтому социализм как экономическая система обязательно должен быть дополнен идеологией, способствующей росту духовности. Иначе говоря, выбор Церкви – православный социализм. Что это означает?
В самом деле, как пишет Шиманов, «Стремление человека к личной выгоде нельзя запретить». Но, во-первых, можно указать на отрицательную моральную ценность этого стремления. Этим должна заниматься Церковь, и объяснять, что христианская любовь состоит не в стяжании личной выгоды, а в жертве себя и своих интересов ради других. И как это не покажется странным, для многих это будет действенным. Ибо у нас аж 70% населения называют себя православными, а многие и в самом деле искренне стремятся быть настоящими христианами. Вот они бы не только крепко задумались, но и наверно покорились бы голосу матери-Церкви.
Но, разумеется, при господстве капитализма таких будет меньшинство. И тогда, уже во-вторых, и в самом деле надо, как пишет Шиманов, ввести это стремление «в рамки закона, в рамки нравственности и здравого смысла». Иначе говоря – создать мощное православное государство, задачей которого было бы выстраивание экономики подлинно социалистической, без частной собственности на средства производства. Ибо она – частная собственность – по сути дела вне христианской нравственности, вне христианской любви, т.е. вне тех устоев, на которых держится русская цивилизация уже более тысячи лет. Разумеется, создание христианской государственности должно стать одним из главных приоритетов церковной социальной доктрины. Церковь должна желать этого и своим авторитетом продвигать эту концепцию. Тогда будет и результат, Пока же мы боимся пикнуть об этом: а вдруг сильные мира сего урежут нам ломоть от собственнического пирога?
X.
В связи с христианским государством стоит коснуться одного частного, но смущающего многих вопроса.
Ныне многие православные люди чают православного государства. Но видят его суть в монархии – мол, помазанник Божий тогда уже решит, как ему устраивать экономику. Взгляд, надо сказать, наивный.
Во-первых, суть государства не в форме правления, а в своем назначении: поддерживать, хранить и развивать определенный социальный строй, в нашем случае – строй христианского социализма. Форма правления, безусловно, важна, но, тем не менее, вторична. Так что по большому счету будет ли православное государство монархическим или каким иным – не столь существенно. Важно лишь, чтобы оно выполняло свои функции.
А во-вторых, никакая помазанность не гарантирует выполнения Божией воли. Ибо Господом каждому человеку дарована свобода, причем, свобода подлинная, – не свобода поступать как захочется (мы все подвержены телесным и социальным ограничениям), а свобода принять или отринуть дело Христово и правду Его. Простой пример: у нас огромное количество населения крещено, а значит – и приняло таинство миропомазания. Но следующих за Христом и выполняющих Его заповеди куда как меньше: нынче большинство служит другому богу – мамоне. Вот и с миропомазанием на царство та же история, и несмотря на выполнявшийся в Византии обряд посвящения на царство, экономическая сфера империи всегда была далека от христианских идеалов.
Однако в практическом плане не исключено, что роль монархии может быть велика – сакральность монархической власти дает христианскому социализму дополнительный шанс: если к его построению призовет монарх, то для многих его слово будет весомее, чем просто решение правительства. И, кто знает, может быть именно монархическая форма сыграет здесь свою положительную роль.
XI.
Закончу небольшим комментарием о моем предсказании грядущей русской катастрофы. Шиманов говорит об этом как «верхе нелепицы», но, удивительное дело, его последующие разъяснения свидетельствуют, что фактически он со мной согласен. Сначала он замечает: «В чём сила его нелепой мысли?.. В том, что катастрофа, о которой он говорит, действительно вероятна. На неё работают могучие силы. И она действительно произойдёт, если русские останутся в своём нынешнем состоянии». А затем заявляет: «на самом деле причина бессилия русских гораздо глубже. Она не просто в их невежестве, а в такой его степени, которая не позволяет им о нём даже догадываться», ибо «Русские уверены, что тех идей, которые у них есть, вполне достаточно для правильной жизни нации». Но позвольте, если русские в таком самообольщении, что даже не догадываются о своем плачевном состоянии, то что их может исправить? Статьи Шиманова? Но они их и читать-то не станут.
А вот причины грядущей катастрофы мы трактуем по-разному. У меня взгляд религиозный: люди побежали за собственностью, Господу это неугодно, и потому Он, хотя и долготерпелив, но обязательно накажет. Однако наказание у Господа, по Его неизреченной милости, всегда связано с указанием выхода их трудной ситуации. И потому есть надежда (хотя и не стопроцентная), что ментальность нашего народа изменится, и он все же исполнит свое предназначение.
Шиманову же говорить о соблазнах частной собственности не с руки – он за нее ратует. И потому он говорит о чудовищном невежестве нашего народа по части иных основ жизни: семейных, религиозных, общинных, национальных. А потому народ наш становится игрушкой в руках темных «могучих сил», которые и ведут его к катастрофе.
Кто прав – судить читателю.
Впрочем, это относится и ко всему остальному, о чем сказано в этой статье.
05.08.10.